Метка: алан уоллес

Новая книга: Б. Алан Уоллес – Ум в равновесии

Русскоязычное издание в переводе Лобсанга Тенпы
Издательство ЭКСМО, октябрь 2022
368 страниц, твердый переплет

Краткое описание

Выстраивая диалог между медитативными практиками буддизма и христианства, а также теориями современных философии и науки, книга Алана Уоллеса демонстрирует точки соприкосновения между этими дисциплинами, а также вдохновляет читателя на поиск подлинной природы сознания и его роли во вселенной. Объединяя теории отцов-пустынников, буддийских созерцателей, представителей квантовой физики и современных философов, автор показывает: поняв собственный ум, мы сможем приблизиться к исключительным уровням глубинного благополучия.

Об авторе

Б. Алан Уоллес – президент Института Исследований Сознания в Санта-Барбаре, буддийский учитель и переводчик. На протяжении 16 лет он проходил подготовку в качестве буддийского монаха в монастырях в Индии и Швейцарии, после чего с отличием закончил Амхерст-колледж и Стэнфордский универститет, где получил степень доктора философии.

Алан преподает буддийскую теорию и практику в Европе, Америке и Азии с 1976 года; кроме того, он неоднократно выступал в качестве переводчика бесчисленных тибетских ученых и созерцателей, включая Его Святейшество Далай-ламу. Доктор Уоллес – один из главных участников конференции «Ум и жизнь» и соавтор более сорока книг по тибетскому буддизму и диалогу между наукой и религией.

Приобрести бумажную книгу через сайт издательства

Приобрести электронную книгу на Litres

Приобрести аудиокниг в прочтении переводчика

Как помочь распространению книги?

1. Приобретите бумажный, электронный и аудио-вариант для себя лично (от продаж зависит издание других переведенных книг автора).

2. Подарите книгу друзьям или знакомым, которым она может быть полезна и/или интересна.

3. Подарите бумажный вариант местной библиотеке.

4. Расскажите о книге друзьям в социальных сетях, но не безличным репостом, а с собственными словами о том, почему книга оказалась вам полезной или интересной.

5. Поделитесь в социальных сетях несколькими цитатами из книги – цитатами, которые показались вам наиболее полезными и вдохновляющими.

6. После прочтения книги оставьте о ней отзывы: о бумажном варианте – на сайтах книжных магазинов и издательства, об электронном и аудио – на страницах Литрес (отдельно для электронной и аудио-версии).

 

Применение методов интроспекции в науке

Б. Алан Уоллес

Перевод выступления в Копенгагенском университете, 2015 год

Добрый вечер!

Для меня большая честь выступить в вашем университете с небольшим докладом на тему, которая кажется мне очень интересной и невероятно захватывает. Меня попросили рассказать о применении методов интроспекции в науке и, в частности, о поиске возможных точек пересечения между двумя способами научного исследования.

Мой литературный псевдоним, который я использую как автор и переводчик уже долгое время – Б. Алан Уоллес, и обычно я представляюсь своим вторым именем. Но если немного переставить буквы, то получится «Баланс–Уолла» (Balance Wallah). На хинди «уолла» (wallah) – это тот, кто рекламирует или продает. То есть я как бы тот, кто продвигает баланс. Так что, может, в каком-то смысле мне было предначертано заниматься тем, чем я занимаюсь по жизни. Конечно, это не просто что-то, чему я учу, но и то, что я сам пытаюсь практиковать – настолько, насколько могу.

Итак, наша тема сегодня – баланс или равновесие, потому что, как мне кажется, наша современная цивилизация… Я не использую термин «западная цивилизация», потому что она стала глобальной – западная цивилизация теперь в Сингапуре, в Улан-Баторе, Гонконге, Шанхае, Сиднее и так далее. Везде теперь современная цивилизация. Так вот, я считаю, что та цивилизация, в которой мы все сформировались и которую теперь распространяем вокруг, очень разбалансирована. Впрочем, сделайте выводы сами по ходу моего рассказа.

Эволюция науки зашла в тупик

Дисбаланс, о котором я упомянул, только увеличивался в течение последних 400 лет. Это 400 лет триумфа науки. Я очень люблю науку, и мне всегда нравилось изучать историю науки, ее эволюцию. И я бы сказал, что современная наука, какой мы ее знаем, началась не с Коперника, а, скорее, с Галилея. Он был первым ученым в полном смысле слова. Коперник был блестящим математиком. Но он ничего не доказал, потому что его теория была более-менее похожа на всё, что уже до этого существовало в науке.

Но именно Галилей был тем, кто впервые использовал технологию, которую он вообще-то не изобретал – не он изобрел телескоп, но он его усовершенствовал и впервые в истории использовал для научного исследования. Он также разработал новую методологию проведения измерений и делал очень точные, прецизионные измерения, чтобы определить, катится ли шар по наклонной плоскости с постоянной скоростью или с ускорением. И он был на все руки мастер – хорошо знал математику, учил математике других, разработал свою собственную технологию и сам же ее использовал, выдвигал гипотезы и проверял их. Он был первым ученым в полном смысле слова. Сам Эйнштейн сказал, что Галилей – отец современной науки. И он, вероятно, был прав.

Но есть одна вещь, которая отличает Галилея от всех его предшественников – даже от вашего любимого земляка Тихо Браге, который делал точные наблюдения, но у которого не было телескопа. Так вот, отличие в том, что он внедрил практику точных наблюдений. И то, чем он интересовался… Он интересоваться много чем, но в особенности его увлекали небесные явления и земные явления – кинематика, динамика. И он использовал свою технологию и умение делать точные количественные наблюдения, чтобы понять эти явления, чего никто никогда не делал до него.

Внедрение этого радикально эмпирического подхода, который подверг сомнению даже те гипотезы или предположения, которым было около 1400 лет, а именно, что Земля в центре Вселенной – вот что действительно отличает его от остальных. Это послужило толчком для научной революции, точнее, революции в физике. Это произошло в 1609 году, когда Галилей опубликовал свой «Звездный вестник» и таким образом заложил основы современной науки.

250 лет спустя Дарвин опубликовал свой великий труд «Происхождение видов» и сделал для биологии то, что Галилей, на мой взгляд, сделал для физики. Он около 25 лет проводил серию очень точных наблюдений по всей Великобритании, точнее, это была Англия в то время. Ну и, конечно, его кругосветное путешествие, где он провел множество очень точных наблюдений и на основе этого развил свою блестящую теорию, которая оказалась способна объяснить очень многие вещи. Так он запустил первую и единственную революцию в биологии.

Когда я говорю о революции – неважно, революции ли в современной науке, революции в физике, революции в биологии – я имею в виду [тот сдвиг, который происходит,] когда вы осознаете последствия сделанных открытий. Например, когда Галилей открыл фазы Венеры. Это было первое и окончательное доказательство, что Птолемей был неправ. Никоим образом Земля не могла быть в центре системы, и чтобы при этом у Венеры были такие фазы. После этого открытия вы уже не можете прежними глазами смотреть на звездное небо и на нашу Землю. Нет обратного пути. Нет такого варианта, что, может быть, мы ошибаемся и можем вернуться к геоцентрической модели мира. Пути назад нет. И это является революцией – то есть не просто смена системы верований, но необратимое изменение нашего мировосприятия вследствие неоспоримых эмпирических доказательств, которые полностью меняют всё.

Что касается Дарвина, он совершил подобный переворот [в биологии]. До его открытия все считали, что биологические виды остаются неизменными, статичными. А теперь, благодаря его исследованиям и последующим открытиям в генетике, мы знаем о генетических мутациях, адаптациях и т. д. И вы уже не можете воспринимать человека по-прежнему, вы не можете воспринимать другие виды по-прежнему. Нет пути назад. Конечно, вы можете игнорировать свидетельства, убедить себя в том, что Земле только 10 тысяч лет или еще меньше. Вы можете сделать это, но это значит, что вы игнорируете очевидное.

Итак, у нас была не одна, а даже две революции в физике – вторую произвели Нильс Бор, Гейзенберг, Эйнштейн, Макс Планк и прочие. И эта революция еще не завершена. Остаются еще фундаментальные нерешенные вопросы – такие как, например, проблема измерения. Какова роль наблюдателя, какова роль измерения. Но это определенно революция. Допущения классической физики были опровергнуты. Мы никогда уже не сможем вернуться к ньютоновскому пониманию физики, в котором есть неизменное пространство и время, материя и энергия. Нет пути назад. Это была революция, но она еще продолжается. Фундаментальные вопросы остаются.

Теперь, посмотрев на две революции в физике и одну революцию в биологии, мы подошли к наукам о сознании. Они зародились примерно в 1875 г. [Среди ученых того времени, занимавшихся этими вопросами, были] Вильгельм Вундт в Лейпциге, Уильям Джеймс в Гарварде и другие. Они хотели превратить изучение сознания, о котором философы размышляли уже давно, в экспериментальную науку.

Уильям Джеймс был одним из таких первопроходцев. И стратегия, которую он разработал, состояла из трех частей. В одной из своих статей Уильям Джеймс предложил рассматривать все психические явления (эмоции, восприятие, сны, внимание, память, интеллект и так далее) как природные явления – то есть, относиться к ним так, как и ко всем остальным категориям природных явлений. А это значит, что мы должны внимательно наблюдать те явления, которые мы стремимся понять.

И поэтому он утверждал, что интроспекцию всегда следует использовать в качестве основного инструмента для исследования разума – так как это наше субъективное переживание. Но будучи очень недогматичным человеком, Уильям Джеймс также сказал, что мы непременно должны изучать ум и косвенными методами, изучая нейрокорреляты – то есть то, как мозг участвует в создании субъективного опыта. Мы также должны изучать поведение, потому что мы можем сделать много здравых заключений о природе ума на основании опросников, выражений лиц, поведения – поведения человека, поведения крыс, голубей и так далее.

Таким образом, у нас должен быть тройственный подход к изучению сознания: мы можем изучать его косвенно через наблюдение поведения и анализ нейрокоррелятов в мозге, но также и напрямую путем интроспекции. Это означает, что интроспекцию нужно развивать, оттачивать, совершенствовать, чтобы она стала надежным инструментом для наблюдений, каковым она обычно не является. Итак, у нас есть три подхода, из которых интроспекция является базовым.

Движение так называемых интроспекционистов началось примерно в 1875 г, но в скором времени сошло на нет и с тех пор не возобновлялось. В 1910 году Джон Уотсон положил начало взлету бихевиоризма, а интроспекция была забыта и выброшена на свалку истории. [Уотсон] сказал, что нет смысла рассуждать о субъективном опыте, давайте лучше поговорим о стимулах и ответных реакциях. Субъективный опыт это что-то слишком эфемерное, слишком ненаучное – давайте вернемся к тому, в чем мы разбираемся хорошо: будем изучать объективные, физические и измеримые вещи. Будем придерживаться этого подхода и не пойдем сомнительным путем – не будем пытаться смотреть на эмоции, на мысли, на сны и так далее.

Итак, Уильям Джеймс пытался использовать подход Галилея к изучению сознания, но всё это было перечеркнуто – сначала бихевиористами, потом когнитивными психологами, а теперь еще и нейробиологами. Они сосредоточились на [изучении] поведения, на [изучении] мозга, а интроспекция остается там, где она была 115 лет назад. С тех пор не произошло никакого прогресса. Я был бы рад услышать, что где-то есть кафедра психологии, в любом крупном современном университете, где интроспекция играла бы значительную роль в образовании и в исследованиях природы ума. Мне о таких неизвестно. Что-то было упущено.

Поэтому эволюция застопорилась, а о революции не идет и речи. То есть, я хочу сказать, не произошло никакой революции в науках о сознании аж с 1875 года. И я здесь не говорю в уничижительном ключе, как будто всё это было пустой тратой времени и мы ничего не узнали. Без сомнения, мы очень многое узнали, сделали массу открытий, но если мы посмотрим на фундаментальные предположения о природе ума, как он соотносится с мозгом, телом и так далее – наши предположения, сделанные в конце XIX века, в значительной степени не изменились.

Думаю, будет очень сложно поспорить с тем, что у нас было что-нибудь хоть отдаленно похожее на революцию в науках об уме, сравнимой с революцией Дарвина, революцией Галилея или Макса Планка, Вернера Гейзенберга и Эйнштейна. Это было бы сложно обосновать. Я не верю в это. Много новых идей – да, но революция.. нет. Может, это потому, что мы не следовали заветам Галилея и Дарвина.

Рациональность в современном материализме

Я с большим интересом наблюдаю, как СМИ освещают научные новости, открытия и так далее. Мне всё это кажется очень несбалансированным.

Натурализм – хорошее слово для обозначения материализма или физикализма. Это то, как материалисты любят называть сами себя. «Натуралист» звучит очень мило, я бы предпочел быть натуралистом, чем материалистом, что звучит немного грубо.

Но то, что подразумевается под натурализмом (и есть разные его подвиды, конечно) – это представление о том, что вся наша реальность состоит из конфигураций массы и энергии и их производных свойств. То есть, на фундаментальном уровне всё сводится к пространству-времени, материи и энергии, а также к производным свойствам, то есть функциям массы и энергии. По сути, это вера в то, что есть только масса, энергия и их характеристики.

Это очень удобно, потому что всё сводится к тому, за чем ученые хорошо умеют наблюдать. Как удобно! Я видел некоторые сочинения очень ярых материалистов. В них часто предполагается, что, поскольку они атеисты, поскольку они материалисты, поскольку они редукционисты – это делает их рациональными. Так как они верят в это и рассуждают в рамках этого метафизического подхода, этой онтологии, это как бы делает их более рациональными, чем если бы они сомневались в этом подходе.

Это интересно. Другими словами, рациональность подчиняется догме, системе убеждений, которая, между прочим, до сих пор не получила никаких научных доказательств. Знаете ли вы хоть одно исследование, которое доказало бы, что во Вселенной нет ничего, что существует отдельно от материи, энергии и их производных свойств? Я лично никогда не видел такого исследования. Это просто убеждение.

Так что использование рациональности считается разумным, пока она соответствует положениям натурализма. Но когда рациональность используется вне этих рамок – начинаются подозрения в том, что она слишком «эфемерна».

В таком случае, какой опыт имеет значение? Очевидно, наука не отошла полностью от эмпиризма, иначе она больше не была бы наукой. Но какой тип опыта имеет значение? Какой тип опыта мы можем назвать научным? Если, к примеру, вы видите НЛО – это считается? Или если у вас был внетелесный опыт – считается ли это? Если у вас был опыт некого предчувствия, предвидения опасности, которое в итоге оказывается правдой – это считается? Какой тип опыта учитывается, принимается во внимание? Если вы входите в глубокое медитативное состояние и делаете какие-то открытия во время медитации – это считается?

Я бы предположил, [что они бы ответили так]: «нет, ваш опыт должен соответствовать рациональным представлениям, а они, в свою очередь, должны согласовываться с установками материализма». Всё это выводит из фокуса внимания, за рамки «научного» огромную часть опыта и те эмпирические свидетельства, которые не соответствуют общепринятым воззрениям. Я очень часто с таким отношением сталкивался.

Так что подобные взгляды, сохранившиеся в значительной степени ещё со времен Дарвина, то есть примерно в течение последних 150 лет… этот научный материализм или натурализм доминирует практически во всех современных областях науки. Если вы соглашаетесь с его положениями, то все ок, но если вы их оспариваете, вам будет очень трудно получить финансирование или публиковать научные статьи.

Слепое пятно натурализма

Что мы имеем в итоге? Мне этот момент кажется очень интересным. Все психологи знают, что такое слепое пятно. Это то место, где зрительный нерв соединяется с сетчаткой глаза. Нам кажется, что наше поле зрения однородно и непрерывно. Но на самом деле, есть две небольшие области, которые не принимают сигнал. То есть они пусты, в них нет информации. А наш мозг как бы дорисовывает эти области.

Например, если вы смотрите на розовую стену, мозг дорисовывает розовую стену. То есть, это похоже на фотошоп. Мозг «фотошопит» ваше поле зрения, заполняет его прилегающими цветами, и у вас создается впечатление, что вы получаете информацию, но на самом деле, её нет! Мозг прикрывает слепое пятно тем, что вам уже известно, и не показывает то, чего вы не знаете. Я использую этот пример как метафору.

Как же сознание изучается в рамках материалистического мировоззрения, если, во-первых, существует что-то около 250 определений термина «сознание» и в научной среде нет единого мнения ни по одному из них? Это проблема. Если вы не можете что-то определить, как вы будете это изучать? Как вы поймете, что изучаете это, если никто не может прийти к единому мнению?

Каково определение сознания – вот первая проблема. С 1875 года прошло много времени, и они даже не смогли дать определение сознанию. Теперь у нас есть множество технологий, и это, бесспорно, замечательные технологии – ЭЭГ, МРТ и многие другие. Но, как мы знаем, до сих пор не изобретено объективных способов обнаружения сознания в ком-либо.

Возьмите насекомоядные растения. Когда они поедают насекомых, думают ли они «мм, это было вкусно»? Есть ли у у этих растений какой-нибудь субъективный опыт? Мы не знаем. Я не знаю. А что насчет зародыша? Когда яйцеклетка и сперматозоид соединяются и плод начинает развиваться, когда именно он становится существом, а не просто частью тела? Если это часть тела, ее можно вырезать, если она вам не нравится. Ну, типа как кровь сдать.

Когда плод становится живым существом? Когда у него появляется память, когда у него появляется опыт, сознание? Ответ – мы не знаем. Если человек находится в коме, и его мозг умирает – когда останавливается сознание? Простой ответ – мы не знаем, как измерить это объективно.

Нелегко, когда вы пытаетесь заниматься наукой о сознании и даже не можете определить его или измерить.

Вот, например, НКС – нейрокорреляты сознания. Я знаком с одним из ученых, возглавляющим это направление. Он больше не работает в Калтехе, но у него была собственная лаборатория. Я пришел к нему туда, и у нас был 11-часовой разговор. Это Кристоф Кох, он занимался поиском нейрокоррелятов сознания. Какое минимальное количество активных нейронов необходимо для порождения сознания? Конечно, при условии, что мозг порождает сознание, а это непроверенная гипотеза. Но, тем не менее, это рабочая гипотеза, так что каково минимальное количество нейронной активности, необходимой для возникновения субъективного опыта?

И ответ: они так ничего и не нашли. Они искали десятилетиями, а это действительно умные люди. Кристоф – умный малый, но так ничего и не нашел. Ни в развивающемся плоде, ни в растениях, ни в примитивных организмах, таких как гидра, ящерица или улитка.

Что является необходимым и достаточным условием наличия сознания? Мы предполагаем, что у натрия нет сознания и что у одноклеточного организма его, скорее всего, тоже нет. Но насколько сложным должен быть организм, чтобы у него появилось сознание? И ответ – мы не знаем.

Как мозг генерирует сознание, как он вообще влияет на сознание? Как работает эффект плацебо? Как могут такие вещи как вера, уверенность, доверие, ожидание повлиять на ваше тело, причем очень определенным способом – именно так, как вы ожидаете? Вы не просто чувствуете себя лучше, запускаются определенные нейронные механизмы, которые приводят к тому состоянию, которое вы ожидаете.

Один мой друг был главой исследовательского отдела в крупной фармацевтической компании. И вот что он сказал: примерно половина пользы, которую вы получаете от любых фармацевтических препаратов, вызывается эффектом плацебо. Это означает, что лекарства вообще-то должны стоить на пятьдесят процентов дешевле – потому что всё остальное вы делаете своими силами.

Поэтому мы пока находимся во тьме неведения.

И очевидный факт, когда речь идет о сознании, состоит в том, что оно не физическое, не объективное и не поддается количественной оценке. Поэтому, при всех сильных сторонах нашей объективной науки, она не способна дать объяснение феномену сознания.

Проблема со слепым пятном – если мы вернемся к этой аналогии – в том, что мы не видим две черные дыры в нашем поле зрения. А было бы неплохо узнать то, чего мы не знаем. Но это пятно скрыто от нас, зафотошоплено. Вот что случилось с современной философией сознания, с современной психологией, в значительной степени с нейробиологией.

Иллюзия знания

Много лет назад у меня были дебаты с Джоном Сёрлом, выдающемся философом сознания в Соединенных Штатах, профессором философии в университете Беркли. И он сделал заявление, которое отражает взгляды многих мыслителей в этой области. Он обращается к проблеме тела и разума, утверждая, что есть простое решение. Ура!

«Найдено простое решение проблемы тела и разума, и это решение было доступно любому образованному человеку с тех пор, как началось серьезное изучение мозга почти сто лет назад, и в каком-то смысле, мы все знаем, что оно истинно» – ну, слава богу, я-то думал, что это проблема, а, оказывается, уже нет. Какое же это решение? Не томите, рассказывайте скорее! Вот оно: «Психические явления вызваны нейрофизиологическими процессами в мозге и сами являются характеристиками мозга».

Вот так. И такое понимание широко распространено. Не повсеместно, но довольно широко. Получается, я либо не существую, либо недостаточно образован или же слишком глуп, чтобы понять это, потому что я не нахожу это убедительным.

Я изучал физику и приведу одно универсальное правило из физики: в рамках познаваемой Вселенной, при изучении любого физического объекта, если вы наблюдаете за функцией этого объекта, вы также можете одновременно наблюдать и сам объект. Более того, каждая функция физического объекта сама по себе имеет физическую основу. И это действует без исключений во всей Вселенной – насколько нам известно. Когда вы наблюдаете функцию физического объекта, вы также можете наблюдать сам физический объект.

Но когда вы наблюдаете за мозгом, вы не можете увидеть какой бы то ни было субъективный опыт. Когда вы с помощью интроспекции наблюдаете за своими мыслями, эмоциями и т. д., вы не можете увидеть сам мозг – его нигде не будет. Мозг это физический орган, и если бы субъективный опыт действительно был функцией мозга, он должен был бы иметь физическую основу – то есть, его можно было бы наблюдать извне, измерять научными методами – но это не так.

Другими словами, это символ веры, который преподносится как научный факт – такое я называю лженаукой. Но это мейнстрим. И это может быть правдой, но Сёрл представляет это как общеизвестную истину, хотя на самом деле это всего лишь гипотеза, которая противоречит всему, что мы знаем о физических явлениях и их функциях. Другими словами, это исключительное заявление без исключительных доказательств.

Я люблю историю науки, и лорд Кельвин просто восхитителен. Он был блестящим физиком конца XIX века, одним из последних великих классических физиков. И в 1891 г. он заявил… Как же он сказал… Это было через четыре года после того, как опыт Майкельсона-Морли продемонстрировал, что эфира не существует. Это было в 1887 году. Окончательное, неопровержимое, необратимое доказательство того, что эфира не существует. Это произошло в 1887 году в Соединенных Штатах.

Четыре года спустя лорд Кельвин заявил, что есть одна вещь, в которой мы можем быть уверены, и это – реальность существования светоносного эфира. То есть именно то, что было опровергнуто четыре года назад. Весьма занятно. Конечно, у них не было интернета, я знаю, но… серьезно?

Он был абсолютно уверен в том, что у нас нет сомнений в существовании светоносного эфира – некой физической среды, пронизывающей пространство, которая служит проводником для света, в которой он путешествует и распространяется в виде волн и их свойств. И он был абсолютно уверен в этом. Почему? Потому что эфир должен был существовать. Согласно положениям классической физики, он должен был существовать. Не потому, что у них были какие-то свидетельства – их не было. Вообще-то, к тому времени уже были бесспорные свидетельства обратного. Но он должен был существовать – согласно их верованиям.

Разум должен иметь физическую основу – согласно верованиям. Но нет никаких доказательств того, что разум имеет физическую природу. И вот Кельвин говорит девять лет спустя – это было одно из его знаменитых высказываний – «не осталось ничего, что можно было бы открыть в физике. Теперь всё, что нам остается – уточнять наши измерения». К счастью, в этом же году Макс Планк начал революцию в квантовой механике, а пять лет спустя Эйнштейн выкатил свою теорию относительности. С появлением квантовой механики все перевернулось, поэтому Кельвин правильно угадал год, но само утверждение было диаметрально противоположным.

Так что очень легко делать предположения, которые оторваны от эмпирической реальности. Вспомним Эйнштейна, который окончательно закрыл вопрос с эфиром в 1938 году: «Все предположения относительно эфира привели в никуда». Это был гвоздь в крышку гроба эфира. В него когда-то верили все лучшие умы человечества на протяжении XIX ​​века. Но это была ошибка. Потому что никогда не было никаких доказательств его существования – это было просто нечто, что должно было существовать – в соответствии с их метафизическими убеждениями.

Расширение инструментария натурализма
Я считаю себя натуралистом, мне нравится эмпирический подход натурализма, нравится искать причинно-следственные связи в мире, а не апеллировать к сверхъестественному вмешательству. Загадки ради загадок.

Бритва Оккама применялась с большим успехом на подъеме современной науки, позволяя отбрасывать гипотезы, подобные птолемеевскому воззрению, что Земля находится в центре Вселенной. Гипотеза за гипотезой отбрасывались и заменялись эмпирическими данными. Развенчивались гипотезы, существовавшие веками, например, представление о том, что если большой тяжелый шар уронить с Пизанской башни, то он полетит быстрее, чем маленький шар. Так считалось, пока Галилей на собственном опыте не убедился в обратном, поднявшись наверх Пизанской башни, и не увидел, что это не соответствует истине.

И поэтому не стоит – говорит нам принцип бритвы Оккама – не стоит множить новые сущности без крайней на то необходимости. Так что отбросьте всё лишнее и посмотрите на то, что осталось. Я хочу сказать, что бритва Оккама была очень полезна для развития современной науки – это возврат к радикальному эмпиризму, сомнение в гипотезах, которые были общепринятыми в науке на протяжении веков, но оказались ошибочными.

Поэтому, если мы возьмем бритву Оккама и применим ее к допущению, что все состояния сознания являются производными свойствами или функциями мозга – а это допущение до сих пор не было доказано, хотя и широко распространено… Тебя сочтут чудиком, если ты считаешь, что может существовать некий независимый от мозга разум. Тебя начнут называть дуалистом – имея в виду, что ты живешь в реалиях 17 века во времена Декарта, а значит, не особо блещешь интеллектом.

Но это просто гипотеза. Что случится, если мы просто отбросим это предположение и вернемся к реальным данным, если добавим то, что было убрано в 1910 году Джоном Уотсоном и Б.Ф. Скиннером и другими? Если мы добавим в науку о сознании точный метод наблюдения от первого лица, а именно интроспекцию – но не на уровне обывателя, а отточив и развив это умение, так что оно фактически становится надежным инструментом исследования – что мы тогда получим? Это риторический вопрос, но вопрос насущный. И он стоит перед нами уже более 100 лет.

Самадхи: телескоп для ума

Теперь давайте выйдем за пределы нашей цивилизации и совершим чудесное открытие: мы не единственная цивилизация на планете. Это то, что часто упускают из вида в современных академических кругах. Мы не единственные.

Вернемся на четыре тысячи лет назад в древнюю Индию, где жили индийские искатели истины – их называли шраманами. Эти люди вели исключительно простой образ жизни, подобно Генри Дэвиду Торо и другим отшельникам, чтобы исследовать природу ума, изучить природу самого сознания.

И задолго до появления Будды около 2500 лет назад эти ранние созерцатели из Индии – как, думаю, никто другой на планете, включая греков, римлян и так далее – научились развивать навыки внимания до невероятной степени. Это называется самадхи. Предельно сфокусированное, четкое, ясное, сосредоточенное внимание. Они называли это самадхи. Это было за сотни лет до Будды.

Когда молодой принц Гаутама отправился на поиски истины около 2500 лет назад, он использовал уже существующую технологию, технологию пристальной фокусировки внимания, в том числе направления внимания внутрь себя. И он использовал самадхи так же, как Галилей использовал телескоп – взял уже существующий инструмент, но использовал его совершенно новым способом.

Гаутама Будда взял ранее существовавший метод самадхи и использовал его так, как никто не использовал раньше. Вместо того, чтобы применять медитацию просто для обретения душевного покоя, безмятежности, трансцендентности, может, Бога, он сказал: это всё, конечно, замечательно, но почему бы нам не исследовать такое явление, как ум?

И он использовал самадхи разумно, для исследования и изучения состояний сознания и его объектов. В буддизме это называется випашьяна, или медитация прозрения. Эта фраза часто встречается в его учениях во всех традициях: «Ум, который приведен в равновесие, познаёт реальность такой, какая она есть».

То есть, мы приходим в состояние равновесия, максимально освободившись от проекций, предположений, от иллюзии знания, моделей реальности и т. д. Мы можем отбросить все это с помощью бритвы Оккама и попробовать очень тщательно исследовать непосредственно сами явления. И в том числе, мы могли бы исследовать, что происходит в нашем сознании.

Два качества внимания

В буддийской созерцательной практике – а это то, что я изучаю и практикую уже около 45 лет – развиваются два качества, которые у всех нас уже есть.

И первое из них – осознанность, или памятование – стало очень модным в последние 10 лет или около того. Вы могли видеть это слово на обложке журнала Time, оно повсюду в психологических журналах, в деловых журналах. Осознанность, майндфулнес – похоже, это стало трендом.

Термин «mindfulness», конечно, можно определять разными способами, но я использую определение, которому, по меньшей мере, 1500 лет. Это не единственно верное определение, но оно использовалось уже на протяжении долгого времени.

Памятование – в том смысле, в котором я употребляю этот термин – означает способность (которая в нас уже заложена, но ее можно развить и отточить) намеренно и устойчиво удерживать внимание на некотором объекте – без забывания о нем, без отвлечений. Иными словами, вы можете оставаться сосредоточенными длительный промежуток времени.

При этом не так важно, на чем именно вы концентрируетесь – может быть, на внешних объектах, подобно тому, как Галилей смотрел в телескоп в течение долгого времени. Не так-то просто обнаружить, что у Юпитера есть спутники, нельзя просто посмотреть и сказать – ой, там вокруг большой точки маленькие точки, должно быть, это звезды на фоне. Но если вы продолжите смотреть, вглядываться, то обнаружите, что эти маленькие точки двигаются вокруг большой точки – и вот вы уже совершили открытие спутников Юпитера. Но для этого нужно применить памятование, вы должны поддерживать фокус внимания долгое время.

Второй термин – интроспекция (самонаблюдение), которую чаще называют метапознанием. Метапознание в психологии, в контексте которой оно в принципе употребляется, это наша способность отслеживать, мониторить наши собственные психические состояния, психические процессы, наши эмоции, желания, мысли, мечты.

Когда мы тренируем внимание, развиваем памятование, то именно с помощью интроспекции (самонаблюдения) мы понимаем, что внимание отвлекается, перескакивает, возбуждается, блуждает и т. д. Именно интроспекция предупреждает нас об этом: бип, бип, бип, вернись! Интроспекция также полезна, когда мы начинаем впадать в прострацию, в притупленность, теряем ясность – интроспекция помогает это распознать: «Эй, ты отключаешься, вернись!».

И подобно тому, как моряк управляет парусами и лавирует на паруснике, так и мы учимся управлять парусом своего внимания, чтобы постепенно развивать всё большую стабильность, большую ясность внимания. Это дает нам возможность сделать интроспекцию частью нашего репертуара. Не заменить ей всё остальное – она не заменит МРТ или ЭЭГ, опросники или исследования поведения.

И здесь мы возвращаемся к Уильяму Джеймсу, к его недогматичному и очень взвешенному подходу. Важно использовать все наработки, сделанные за последние 135 лет, уже 140 лет – использовать всё, что полезно. Но добавить к ним еще один метод, который сейчас отсутствует – а именно, интроспекцию, взгляд от первого лица – а не просто отбросить его как что-то несущественное, как «народную психологию» или как нечто иллюзорное.

Критика интроспективного подхода

Но есть и обоснованные возражения против интроспекции – многим она кажется чересчур субъективной. Вы смотрите на свои собственные мысли, настроения, восприятие, мечты, эмоции и так далее. Это слишком лично, слишком непублично, слишком «не от третьего лица», как это может быть научно?

Всё это обоснованные опасения, и должна быть какая-то веская причина, почему так много разумных людей полностью отбрасывают или маргинализуют этот метод вот уже более ста лет.

Первое возражение состоит в том, что интроспекция, что бы вы ни воспринимали, ненадежна и ее невозможно проверить. Если я скажу прямо сейчас, что я думаю о персиках… О свежих персиках, вкусных-превкусных персиках – каким образом вы узнаете, понимаю ли я, о чем я сейчас говорю? Может, я вас обманываю? Вы будете изучать мой мозг? Может, я способен обмануть свой мозг? Откуда вы знаете? Если я скажу вам, что я что-нибудь чувствую, как вы это поймете? Вы просто отмахнетесь и захотите изучать мое поведение? Но тогда, получается, вы вообще мне не верите.

Так что всё это представляется ненадежным. Очевидно, что в применении интроспекции есть некоторая субъективная предвзятость. И ясно, что в любом случае не так-то просто проверить те вещи, о которых кто-то говорит на основании интроспективного анализа.

А вот самый глупый тезис. Я его слышал от некоторых, поэтому включил его в список. Якобы медитация или интроспективные наблюдения путем медитации годятся только для понимания медитативных состояний, но не для обычных или патологических психических состояний. Ну, любой, кто медитировал хоть какое-то время, знает, что когда мы медитируем, у нас не бывает только медитативных состояний. Может проявляться и похоть, и печаль, и волнение, и скука, низкая самооценка и паранойя, беспокойство, и всё остальное, в том числе и почти патологические состояния, а также совершенно обыденные состояния. Вы получаете весь спектр.

Так что тезис о том, что во время медитации возникают исключительно медитативные состояния… Ну, его мог высказать только человек, который никогда не медитировал и не понимает, о чем говорит.

Но вот еще тезис, и довольно важный. Он очень серьезно обсуждался в рамках так называемого интроспективного подхода в западной психологии. Он состоит в том, что интроспекция подвержена влиянию теоретических построений. Это была одна из основных причин упадка интроспекции как философской школы.

Испытуемые в лаборатории, как правило, следовали инструкциям директора лаборатории, у которого или у которой (но обычно это был он) были свои убеждения, любимые теории и так далее. И получалось так, что испытуемые, выполнявшие эксперименты, были склонны подтверждать теории директора лаборатории, желая угодить ему. И потом одна лаборатория опровергла результаты другой лаборатории, а та опровергала результаты третьей, потому что они подстраивались под теории разных профессоров и различные предубеждения. Испытуемые говорили: да, я видел именно то, что вы хотели, чтобы я увидел. Я молодец, да? Пятерка мне?

Так что это очень серьезная проблема. Когда мы делаем субъективные наблюдения, наши убеждения, наши предрассудки, вопросы, предположения могут в значительной степени обусловить, изменить или исказить наше восприятие. Поэтому любой, кто разбирается в психологии, знает, что это справедливо для каждого наблюдения, которое мы делаем. Речь не только об интроспекции – любые наши наблюдения могут быть предвзяты в соответствии с нашими убеждениями, нашими предположениями, интерпретациями, проекциями, необоснованными верованиями, убеждениями и так далее. Так что да, это проблема. Но если это проблема, то это проблема для всех наблюдений, а не только для интроспекции.

Представление о том, что когда вы используете интроспекцию, то всё, что вы видите, иллюзорно, очень широко распространено среди радикальных материалистов, например, бихевиористов и им подобных. Что происходит на самом деле, по мнению таких ученых, как Дэниел Деннет, Патриция Черчленд и других – так это то, что на самом деле есть только мозг, мозговая активность – вот что реально. И если вы испытываете что-то помимо этого, что ж, это просто иллюзия, которую нельзя воспринимать всерьез.

Почему? На это они не отвечают. Они просто призывают поверить на слово. Это как у Граучо Маркса: «Кому ты больше доверяешь – мне или своим собственным глазам?». Граучо Маркс, хорошая фраза.

Всё, что мы видим – это иллюзия. Когда я смотрю на вашу рубашку в зеленую и синюю полоску, я вижу цвета рубашки, это её свойство – там, в пяти метрах от меня. Вот что я вижу: цвета рубашки, как будто молекулы вашей рубашки и в самом деле синие и зеленые. Но они не такие, ведь так? Нет такой вещи как синяя молекула. А если бы и была, как бы я узнал об этом без фотонов, попадающих в мои глаза? Но я изучал физику и знаю, что фотоны не синие. Нет такой вещи как синий фотон. И никакая часть моей зрительной коры не окрашивается в синий. А если это так, я серьезно болен.

Так где находится этот синий? Кажется, что он там есть, но это иллюзия. Цвета, которые мы видим – это иллюзия. Звуки, которые, как нам кажется, перемещаются в пространстве – это иллюзия. Звук не перемещается в пространстве. Перемещаются колебания в воздухе, но сам звук генерируется из этих колебаний в слуховой коре, он не путешествует сквозь пространство. Я слышу звук, идущий издалека, откуда-то оттуда – но нет, звук генерируется прямо здесь. Это иллюзия.

Так что да, мы имеем дело с иллюзией, но мы же понимаем, что всё наше восприятие иллюзорно. Так что этот пункт нельзя сбрасывать со счетов.

Вот еще интересный пункт от фрейдистов, и он довольно серьезный. Когда мы занимаемся интроспективным наблюдением, то, что мы наблюдаем, может скрываться или искажаться нашими бессознательными психическими процессами и мотивациями. Мерзкое подсознание вмешивается и всё искажает, запутывает, затемняет и т. д.

Это верно. Эта претензия справедлива, и ее нельзя сбрасывать со счетов. Однако созерцателям было об этом известно на протяжении столетий. И они справлялись с этим. Хорошо или плохо – это нужно сесть медитировать и убедиться на своем опыте. Можно ли как-то уменьшить, нивелировать искажающее влияние подсознания?

Наконец, вот один из моих любимых пунктов, так как мне довелось изучать физику. Когда вы наблюдаете, исследуете ментальный процесс, то сам факт наблюдения за ним влияет на то, что вы наблюдаете. Если наблюдаете эмоцию, посмотрите, что произойдет с вашей эмоцией. Если желание – посмотрите, что произойдет с желанием. Есть тесная взаимосвязь между тем, чтО вы наблюдаете и вашим наблюдением. Как только вы начали что-то наблюдать, вы уже меняете это. Поэтому это не объективно, поэтому это не научно.

Это хороший аргумент, если вы никогда не слышали о квантовой механике. В квантовой механике базовая установка состоит в том, что вы не можете наблюдать элементарную частицу, не воздействуя на нее. Вы никогда не узнаете, на что она похожа независимо от измерения – она всегда будет изменяться, модифицироваться. Происходит коллапс волновой функции. Сама частица может даже не существовать до проведения измерения – это открытый вопрос.

Так что, если уж мы предъявляем эту претензию к интроспекции, то мы таким образом обесцениваем всю квантовую механику, потому что проблема измерения всё еще не решена.

Устройство психики. Первый уровень: обыденное сознание

Итак, мы обращаемся к интроспекции, чтобы изучать ум, наблюдать его и исследовать. Мы можем рассматривать ум на нескольких уровнях.

Первый уровень – и с ним мы все сталкивались – это наш обыденный или «воплощенный» ум, с которым мы имеем дело изо дня в день. Сюда относятся наши сознательные и бессознательные ментальные процессы, наши эмоции, мысли, воспоминания, желания, интеллект – то есть весь спектр субъективного опыта, который Уильям Джеймс предлагал изучать психологам. Не сосредотачиваться исключительно на поведенческих факторах или нейрокоррелятах. Почему бы не изучать ум, который мы переживаем от первого лица?

И, конечно, этот воплощенный ум может быть мужским, женским, детским, умом пожилого человека, датчанина, американца и т. д. Он обусловлен биологией, генетикой, нейрофизиологией, языком, культурной средой – в общем, очень многими вещами. Это воплощенный разум, и конечно, его можно изучать непрямыми методами – с помощью анкет, опросников и т. д. Его также можно изучать, наблюдая за процессами в мозгу.

Но, тем не менее, смею предположить – и если я ошибаюсь, то ошибаюсь фундаментально – если мы действительно заинтересованы в том, чтобы изучить этот воплощенный разум, мы также должны исследовать его напрямую посредством интроспекции. Что в этом плохого? Просто допустить, что не всё, что мы таким образом обнаружим, будет обязательно неверно.

Вот одна из моих любимых метафор. Я сегодня добавил этот слайд, хотя знал, что у меня будет мало времени. Но это один из моих любимых экспериментов в современной астрономии.

Это довольно известный эксперимент. Он проводился на телескопе Хаббла и называется «сверхглубокое поле Хаббла». В рамках этого эксперимента в 2003-2004 гг. проводились наблюдения. Астрономы, которые работали на телескопе – а для них это был настоящий праздник, ведь они получили в свое распоряжение лучший телескоп из когда-либо созданных, который находился на околоземной орбите – так вот, астрономы обнаружили крошечный участок неба, около 1/13-миллионной части ночного неба.

Если взять карандаш и держать его на расстоянии вытянутой руки, то этот участок можно сравнить с местом, которое занимает ластик на конце карандаша – примерно такой же участок ночного неба. Крошечный фрагмент, о котором астрономы знали тогда только то, что этот темный участок по-видимому, был наиболее пустой областью ночного неба. Своеобразные задворки Вселенной, где мало что происходит.

И они подумали, почему бы не исследовать этот участок. Может, они просто захотели немного повеселиться. И они решили, почему бы не сделать снимок с выдержкой в миллион секунд с помощью телескопа Хаббла. Конечно, Хаббл обращается по орбите вокруг Земли, поэтому потребовалось 400 оборотов телескопа вокруг Земли. Каждый раз, когда он был в нужной точке, они фиксировали свет, приходящий с этого крошечного фрагмента темного пространства, которое казалось практически пустым, пока не накопили миллион секунд экспозиции. Одна десятая диаметра полного диска Луны.

И когда они завершили наблюдения и с помощью компьютера сгенерировали изображение того, что было в этом маленьком темном пятне – обожаю эту историю! – они открыли десять тысяч галактик. А в галактике в среднем где-то от 500 миллиардов до одного триллиона звезд. И это еще в области, где мало вещества. Другие области Вселенной гораздо более наполнены. Десять тысяч галактик.

Снимок, полученный в результате эксперимента «Сверхглубокое поле Хаббла». Источник: ESA

На самом деле, это нам не говорит ничего особо нового о Вселенной. Но они собирали фотоны из далеких галактик, от которых приходит один фотон в секунду, и смогли получить изображение благодаря чувствительным детекторам. И просто мозг взрывается, когда думаешь: боже мой, такая огромная, огромная Вселенная, буквально усеяна галактиками с множеством звезд. Ученые предполагают, что в среднем вокруг каждой звезды обращается по одной планете – судя по количеству экзопланет, которые были обнаружены.

Постижение природы ума

Хоть это всего лишь метафора из научного мира, это хороший пример того, на что похоже развитие утонченного, острого, сфокусированного внимания с высокой разрешающей способностью, которое называется самадхи. Мы направляем самадхи не к звездам, конечно, потому что у нас есть телескопы – а для этого они намного лучше подходят, чем просто смотреть на небо невооруженным глазом. Вместо этого мы направляем самадхи, этот своеобразный телескоп, внутрь себя, на пространство ума, то есть ту область, где возникают мысли, образы, воспоминания и так далее. И мы удерживаем свое внимание на уме, делаем длинную выдержку.

Каково это – в течение миллиона секунд исследовать глубины пространства ума? На что это похоже? Кто-нибудь когда-нибудь делал это? Скажем, засел в пещере или хижине для медитации и провел там шесть месяцев, год, два года, три года – медитируя по 12-14 часов в день. Исследуя ум на долгой-долгой выдержке, успокаивая всю активность ума, радикально упростив всю свою жизнь так, чтобы не приходилось думать об уплате налогов, бухгалтерии, новинках кинопроката и так далее. Вы идете на глубину, оставляете всё внешнее, всё несущественное снаружи. На что это было бы похоже?

И вот что было обнаружено – так как всё это многократно проделывалось. Я лично потратил примерно 40 000 часов на это дело, весьма интересно. Эти созерцательные практики, хоть и основаны главным образом на буддийской традиции, но не являются буддийским изобретением. Вы найдете схожие практики в индуизме, даосизме, скорее всего, и в раннем христианстве. Вы найдете их во многих культурах, где была распространена сильная традиция развития самадхи.

Так что же сообщили созерцающие? Я не говорю, что это правда, но правда то, что они это действительно сообщили. А истинно это или нет – что ж, давайте посмотрим.

Второй уровень: субстратное сознание
Естественное состояние ума проявляется, когда вы позволяете своему мышлению, своему обусловленному уму, своей психике, своему воплощенному уму успокоиться. Созерцатели утверждают, что они обнаружили более глубинное измерение сознания. Они называют это субстратным сознанием. Это одно из многих названий, некоторые называют это духом, другие – душой, есть и много других слов, которые я могу перечислить будучи религиоведом. Есть много терминов для обозначения.

Глубинный тонкий поток сознания, которое не является человеческим. У него нет пола, нет культурной принадлежности, нет личной истории, нет языка. Это чистый поток сознания, субстратного сознания. И когда вы наблюдаете его непосредственно как результат длительной устойчивой тренировки в памятовании и самонаблюдении, вы – возможно, к своему удивлению – обнаруживаете, что когда вы покоетесь в этом субстратном сознании, то переживаете его блаженную, светоносную и неподвижную, неконцептуальную природу. И это происходит независимо от того, буддист вы, христианин или неважно кто.

Это уже похоже на открытие. Я бы назвал это открытием.

Так вот, есть это второе измерение. И это не бог, не нирвана, это не что-то мистическое или трансцендентное, это просто первичное измерение, поток или континуум сознания, при нахождении в котором все сенсорные ощущения, возникающие на основе процессов в зрительной коре, слуховой коре головного мозга и т. д. – эти ощущения затихают, так же, как и мысли, затихает вся эта болтовня ума, мысленные образы, деятельность ума, картинки, воспоминания и так далее – всё утихает.

А то, что осталось – это просто ясный, лучезарный, чистый, блаженный поток сознания, который еще называют алая виджняна. И созерцатели утверждают, что это базовое состояние психики. Собственно, при формировании плода сознание (согласно этой теории) не возникает из сложной конфигурации нейронов. Это интересная теория, ведь доказательств обратного никто так и не привел. Однако, в обратное широко верят и без доказательств.

На что они [созерцатели] говорят: прекрасно, но всё устроено не так – нет минимального количества нейронной активности, которое порождает сознание, потому что химические вещества не генерируют сознание, нейроны не генерируют сознание. Это просто домысел, у которого никогда не было никаких доказательств, которые бы подтвердили его. Это просто предположение.

Потому что, если рассматривать сознание как физическое явление – то есть то, как его изучают ученые, то откуда еще оно могло бы возникнуть? Вы могли бы сослаться на бога, но это никак не помогло бы. Если вы говорите о его нефизической природе, это тоже не помогает, потому что тогда непонятно, о чем тут вообще говорить. Поэтому вы делаете вывод, что сознание порождается чем-то, о чем нам уже известно, а нейроны — лучший кандидат. Но, возможно, это не соответствует истине.

Согласно этой теории, деятельность ума, разные режимы сознания, сенсорное сознание – то есть деятельность ума, возникающая на основе процессов во фронтальной коре и т. д. – всё это на самом деле возникает из этого базового состояния сознания. Эта активность обусловлена мозгом, но не возникает из мозга. Другими словами, это совсем другая гипотеза, которую можно проверить.

Вы можете проверить, действительно ли взрослые люди или дети, которые погружаются в медитации на большую глубину, действительно ли они могут получить доступ к воспоминаниям, которые предшествовали этой жизни. Это открытый вопрос, и у нас появляется всё больше и больше свидетельств. Я довольно активно за этим слежу.

Когда люди переживают околосмертный опыт, когда у них останавливается сердце и они остаются в этом состоянии несколько минут, не подавая никаких признаков жизни – есть ли в этом случае преемственность индивидуального опыта? Это хороший вопрос. И свидетельства становится всё труднее и труднее игнорировать.

Если так, то это меняет всё. Если этот тонкий континуум сознания не зависит от мозга, он воспринимает эту жизнь, следует потоку жизни. Я предлагаю эту теорию не как религиозный адепт, который хочет обратить вас в свою веру. У меня нет такой задачи. Но мне хотелось бы, чтобы наука отбросила оковы догматизма, потому что она предает собственное наследие, когда поступает так, как поступает. Это предательство принципов Галилея, и меня это беспокоит, потому что я люблю науку.

Третий уровень: исконное осознавание

Есть ли что-нибудь за пределами этого индивидуального потока сознания? И это не космическое сознание, не бог, не атман, это просто поток сознания, который, согласно теории, продолжается из одной жизни в другую и каждый раз заново конфигурируется как женский ум, как мужской ум, австралийский ум и т. д., может, даже ум животного. Кстати, между прочим, Пифагор заявлял, что может вспомнить 20 предыдущих жизней, согласно древней легенде. Есть ли что-нибудь за пределами этого измерения первичного индивидуального сознания?

И здесь мы опять видим, что во многих традициях – христианской, суфийской, даосской, буддийской, индуистской – во множестве традиций созерцатели указывали на что-то за пределами этого измерения сознания, на что-то трансцендентное, абсолютное, светоносное. Пустотное базовое состояние сознания, всепроникающее и пронизывающее пространство и время, вмещающее все явления. И оно является недвойственным, нелокализованным, вневременным. Оно недвойственно по отношению к абсолютному пространству, то есть некоему гиперпространству, абсолютному измерению пространства как такового. Это уже звучит довольно эзотерично, так оно и есть.

Здесь я не делаю никаких утверждений, это не аргумент в споре, а просто те наблюдения, о которых сообщали практики. Так вот, если это что-то, что раз за разом возникает во многих традициях с очень разными идеологиями… Ислам очень отличается от буддизма, а буддизм очень отличается от христианства, и так далее. Но если мы раз за разом находим созерцателей, которые погружаются очень глубоко и сообщают что-то, что звучит очень похоже, то, думаю, мы должны, по крайней мере, остановиться и подумать – может быть, в этом что-то есть, может, это как если бы ученые из разных лабораторий, работающие в рамках разных концепций, обнаружили нечто сходное.

Научный скептицизм

Поэтому мы должны быть настроены скептически. Если ученые не будут скептиками, то это не очень хорошие ученые. Но они также должны скептически относиться к своим собственным предположениям, а не только к предположениям других!

Ричард Фейнман, один из великих физиков-теоретиков конца XX века, очень хорошо подводит итог. Я никогда не видел, чтобы кто-то сформулировал это лучше, чем он. Он был убежденным материалистом, блестящим физиком, выдающимся ученым из Калтеха, и вот что он пишет. Я прочитаю цитату, потому что она прекрасна. Он выразил это лучше, чем кто-либо другой, насколько мне известно.

«Только посредством точных измерений и тщательных экспериментов мы можем добиться более широкого видения». Другими словами, нужно не просто мыслить блестяще, не просто делать то, что сделал Коперник – у него была гениальная идея. Но Галилей пошел дальше. После того, как мы сделаем эти точные измерения и проведем тщательные эксперименты, мы можем увидеть неожиданные вещи.

«Мы увидим вещи, которые не похожи на то, о чем мы могли помыслить, которые далеки от того, что мы могли вообразить». В этом красота эмпирического подхода. «Если мы хотим продвинуться в науке, нам нужна возможность экспериментировать, а также честно сообщать о результатах – результаты нужно сообщать без оглядки на ожидания кого бы то ни было и на то, какие результаты они хотели бы получить. Один из способов остановить научное познание – проводить эксперименты только в той области, где вы и так уже всё знаете». То есть, где вы чувствуете себя комфортно – изучая поведение, изучая мозг. «Но экспериментаторы проводят исследования с наибольшим упорством и прилагают максимальные усилия именно в тех областях, где мы с наибольшей вероятностью можем доказать, что наши теории ошибочны».

Хотел бы я увидеть тех экспериментаторов! Не думаю, что они смогли бы получить финансирование. Трудно просить грант на то, чтобы искать свидетельства, которые могут перевернуть наши представления, опровергнуть предположения. На это трудно получить гранты, трудно получить финансирование. Не рискуйте. Если вы только что закончили аспирантуру, получили степень PhD и говорите, что хотели бы изучать паранормальные психологические явления, вы можете с тем же успехом просто взять пистолет, приставить его к голове и сказать, что хотите умереть прямо сейчас. Вы не то что не получите грантов, но и с большой долей вероятности не сможете устроиться на работу.

Это хождение по тонкому льду. Я слышал это так много раз – будь осторожен, получи должность, а лучше, получи Нобелевскую премию, а уже потом, после выхода на пенсию, занимайся тем, что тебе близко. Это безопасный способ, но только не тогда, когда тебе 30 лет и ты пытаешься начать карьеру. Лучше не делай ничего, что было бы не в мейнстриме. А то есть не делать того, что, по словам Ричарда Фейнмана, должны делать все ученые.

«Экспериментаторы проводят исследования с наибольшим упорством и прилагают максимальные усилия в тех областях, где мы с наибольшей вероятностью можем доказать, что наши теории ошибочны. Другими словами, мы пытаемся опровергнуть свои теории как можно быстрее, потому что только так мы можем продвинуться вперед».

Я просто аплодирую стоя. Если бы только это случалось почаще. Но это опасно. Церкви хотят защитить свою власть, они всегда это делали. А теперь церкви это научные учреждения, академии, университеты и так далее. У них есть власть, у них есть деньги, и последнее, в чем они заинтересованы, это революционные открытия, которые бы выставили их идиотами.

Буддийский скептицизм

Изобрели ли ученые скептицизм? Вот прямая цитата из учений Будды, ее часто цитируют, при этом его представляют как религиозного лидера. Будда сказал, и это широко цитируется, особенно в тибетской традиции:

«Монахи! (он обращается к своим последователям) Подобно тому, как ювелир испытывает свое золото, обжигая, разрезая и растирая его.. – то есть, чтобы узнать, золото это или фальшивка – …так и вы должны принимать мои слова, лишь проверив их как следует, а не просто из уважения ко мне». То есть, он никогда не говорил «В тебе мало веры».

Я не критикую Иисуса, но Будда никогда не утверждал, что вы должен поверить в то, чему он учил, просто потому, что он Будда. Он никогда так не говорил. Наоборот, он призывал: «Убедитесь на собственном опыте, и если мои слова подтвердятся, то тогда, чем глубже вы исследуете их, тем истиннее они представляются. А если я скажу что-то, что не соответствует истине, то чем тщательнее вы это исследуете, тем более неправильным оно предстанет. Тогда это следует отбросить».

Так сказал Будда, великий скептик, 2500 лет назад. Он очень скептически относился ко многим верованиям своего времени.

Далай-лама сказал… Он мой учитель, так что я здесь определенно предвзят, но вот заявление, которое он делал много раз. Это немного измененная формулировка. Он говорит: «Базовый принцип буддизма состоит в том, что неуместно придерживаться точки зрения, которая логически непоследовательна». В буддизме рациональности придается большое значение. «Это табу». Будьте последовательными, рациональными, используйте умозаключения. Но также он говорит, что есть еще бОльшее табу: «Еще хуже, чем придерживаться точки зрения, которая логически непоследовательна – это придерживаться точки зрения, которая противоречит непосредственному опыту».

Недавно я прочитал одну статью, которая меня просто изумила. Я изучаю философию сознания и психологию уже некоторое количество лет, и вот я прочитал статью в New York Times. Вы можете найти ее, погуглите, называется «Are we really conscious?» (Действительно ли у нас есть сознание?). Ее написал выдающийся нейробиолог из Принстонского университета.

Как вы можете догадаться, учитывая, что я упоминаю ее сейчас, его ответ был «Нет». Нет никакой проблемы связи тела и сознания, потому что не существует такой вещи, как субъективный опыт.

Дэниел Деннет, выдающийся философ, один из двух самых видных философов современной Америки, говорит то же самое – что мы бессознательные роботы, состоящие из бессознательных роботов. Митио Каку, выдающийся физик, говорит то же самое в своей книге «Будущее разума»: не существует проблемы связи ума и тела, потому что никакого ума нет! Вы как термостат – самый примитивный объект, обладающий когнитивными способностями.

Если бы эти люди содержались в психиатрической больнице, я бы понял. Но это выдающиеся ученые – принстонский нейробиолог, Митио Каку – блестящий физик и превосходный оратор, а Дэниел Деннет – пример для подражания среди философов, нейробиологов, психологи тоже любят его.

И вот он говорит, что субъективного опыта не существует, что нет такой вещи, как квалиа. Просто не существует. Квалиа это содержимое нашего субъективного опыта.

Хорошо, но это мнение идет вразрез с нашим непосредственным опытом. И это если вы умеете читать, в том числе статьи Майкла Грациано, этого нейробиолога из Принстона, если вы смогли прочитать и понять то, что он хотел сказать, его гипотезу, то вы ее уже опровергли. А New York Times все равно опубликовал это.

Я знаю, что есть такая религиозная секта, приверженцы «новой Земли». Они считают, что возраст Земли меньше, чем 10 000 лет. Это просто глупо, но около 30 процентов американцев верят в это, судя по всему. Меня это вымораживает, это же совершенная глупость, не так ли? Думать, что Земле меньше 10 000 лет. Ну правда же, откровенный тупизм. Даже не знаю, что глупее – представление о том, что Земля моложе 10 000 лет или представление о том, что вы не обладаете сознанием. Что из этого более тупо?

Это нарушение всех научных принципов, совершаемое в научной среде, и мне от этого очень грустно.

Первая революция в науках о сознании

У нас так и не произошла революция в науке о разуме – может быть, потому, что мы не следовали примеру Галилея, примеру Дарвина, примеру Уильяма Джеймса. Мы не занимались пристальным изучением ума, подобно тому, как с помощью телескопа Хаббла изучали участок космоса на выдержке в миллион секунд. Только так и можно наблюдать ум. Его нельзя наблюдать с помощью технологий – потому что в этом случае вы видите только мозг, видите поведение, но не видите, не наблюдаете, не обнаруживаете и не измеряете субъективный опыт. И никогда не смогли бы это сделать таким образом. Может, в будущем, но не сейчас.

Так почему бы нам не внедрить полноценное обучение методам созерцания от первого лица? Не заменить и не оспаривать существующие методы, но дополнить этот замечательный набор научных методов, нацеленных на косвенное изучение сознания. И исследовать не только обычную психику нормальных людей, людей с травмами мозга, а также людей с психическими заболеваниями, которая находится в центре внимания психологии сейчас – но изучать максимально широкий спектр состояний сознания, интегрируя методы психологии, нейробиологии и созерцательные практики – почему бы и нет?

Разве в этом есть какой-нибудь вред, разве кто-то проиграет от этого? Это не ситуация, где победитель получает всё, из серии «созерцатели на коне, а ученые лузеры». Это скорее сочетание дополняющих друг друга техник, помогающее прийти к трехмерному пониманию сознания, чего мы в западной науке не делали со времен Уильяма Джеймса.

И вот что я лично предлагаю, чтобы это осуществить: нам нужно создать сеть созерцательных обсерваторий для тренировки профессиональных созерцателей и проводить совместные исследования с учеными и философами. Другими словами, сейчас у нас есть лаборатории нейробиологии, лаборатории по исследованию психики, но также нам нужны еще и созерцательные лаборатории, куда люди не просто уходят в ретрит на неделю, месяц или год, но где они проходят полноценное, фундаментальное, профессиональное обучение в тесном сотрудничестве с учеными на всем протяжении обучения.

И так они обучаются десять тысяч часов, двадцать тысяч часов. Затем они могут объединить усилия с учеными, которые хорошо разбираются в устройстве мозга и изучении поведения, в чем созерцатели не очень сильны.

Получается, у этих есть слепое пятно, и у тех есть слепое пятно, у этих есть свое видение, которого нет у других, и наоборот – так почему бы не соединить эти два взгляда и не получить трехмерное зрение? Никакой конкуренции, просто признание того факта, что у науки нет ответов на все вопросы, хотя иногда она и делает вид, что есть, или, по меньшей мере, утверждает, что ее путь – единственно верный. Это похоже на религиозный фундаментализм, только под другим именем.

Путь созерцания, разумеется, тоже не является единственно верным. За 2500 лет существования буддизма в нем так и не появилось науки о мозге, потому что функция мозга вовсе не очевидна, когда вы медитируете. Медитируйте хоть 40 000 часов, вы все равно не будете знать, что такое гиппокамп. Так что здесь нужен комплиментарный подход.

И это своего рода приглашение. Прямо сейчас я работаю с группой в Индии, в Бангалоре, Сиккиме, и другой группой в Тоскане, Италия. Еще одна группа в моем родном городе Санта-Барбара. Также есть контакты в Австралии, Бразилии, Мексике и Монголии. Наша цель – создать целую сеть созерцательных обсерваторий, которые с самого начала нацелены на сотрудничество с учеными. (Подробнее о проекте cм. на сайте Center for Contemplative Research – прим. перев.)

Мы делаем это не для того, чтобы продвигать буддизм или техники созерцания – а для того, чтобы представить новый способ исследования сознания в рамках полномасштабного сотрудничества с психологами, изучающими поведение, когнитивистами, с философами и так далее. Попытаться объединить эти методы, отбросив предубеждения и используя всеохватывающий, внесектарный, полностью эмпирический, недогматический подход.

Ну вот, я заканчиваю свое выступление и надеюсь, что вы вынесли что-то полезное.

Вопросы и ответы

Можем ли мы с помощью интроспекции заметить сам момент отвлечения во время медитации? Чем отличается современное понимание термина осознанность от классического?

В медитации мы можем концентрироваться на чем-то простом, например, на ощущениях дыхания. Это тот объект, на который направлено ваше памятование. Памятование в контексте буддизма это способность намеренно удерживать внимание на некоем объекте в течение какого-то времени – без отвлечений и забывания о нем.

Но, как мы все знаем, помимо удержания внимания на ощущениях дыхания, мы можем также мониторить состояние нашего внимания. Когда вы отвлекаетесь, вы об этом знаете. Вы осознаёте, когда ваше внимание притупляется. Конечно, вы об этом узнаёте уже задним числом. В тот момент, когда вы отвлеклись, вы еще не знаете об этом, но уже через 30-40 миллисекунд вы можете это заметить. Вы замечаете: внимание отвлеклось. И для этого вы используете интроспекцию, или самонаблюдение.

Это метакогнитивный процесс наблюдения за состоянием внимания, который доступен каждому из нас. Мы можем понять, когда отключаемся, когда нам скучно, когда мы возбуждены или отвлекаемся. Но, опять же, мы осознаём это задним числом, может, через 30-50 миллисекунд после того, как отвлеклись: кажется, мой ум притуплен, кажется, я отвлекся. И мы снова возвращаемся к нашему объекту медитации.

Давайте рассмотрим этот момент осознавания длительностью 30 миллисекунд, т. е. мельчайший отрезок времени, в который мы вообще можем что-то осознать, 25-30 миллисекунд. Давайте примем, что это самый короткий отрезок времени, в который мы можем что-то понять. В течение этих первых 30 миллисекунд, в которые мы отвлеклись, мы не можем заметить, что отвлеклись, потому что тогда бы не произошло этого отвлечения. Но можем ли мы заметить, что мы только что отвлеклись, в следующие 30 миллисекунд? Можем ли мы осознать, что наше внимание отвлеклось и вернуть его обратно? Да, конечно.

Поэтому очень важный аспект тренировки ума в медитации – не только использовать, но и улучшать свой навык самонаблюдения, чтобы как можно быстрее замечать, когда вы отвлекаетесь, впадаете в притупленность, теряете ясность осознавания или, наоборот, слишком взбудоражены. И хотя невозможно заметить отвлечение в тот же самый момент, когда оно возникает, вы можете максимально сократить эту дистанцию.

Можем ли мы осознавать свои желания? Конечно же, мы можем. Допустим, вы видите какого-то привлекательного человека или, например, пирожные, которые настолько вкусны, что вы готовы съесть несколько штук за раз. Конечно, мы можем осознавать свои желания, для этого не нужно наблюдать за поведением. Мы чувствуем желание, когда оно пробуждается. Таким же образом мы можем наблюдать за проявляющимися эмоциями. Мы можем чувствовать себя депрессивно, скучно, можем быть апатичными, взволнованными, раздраженными, расстроенными и так далее.

И здесь Уильям Джеймс и буддизм говорят нам об одном и том же: в тот самый момент, когда появляется желание… допустим, желание выпить вот этот сок.. немного хочется пить, где же стакан, а, вот он, надо налить немного сока. Желание появляется в эти первые 30 миллисекунд, и это желание выпить немного сока. В этот момент я еще не осознаю, что оно появилось, но я переживаю это желание, я осознаю, что это сок и что я его хочу. Но затем, после того, как желание появилось и до того, как я протяну руку за соком, я могу ретроспективно осознать это желание и принять решение – попить сейчас или подождать, пока закончится мероприятие. Так что осознавание желания также происходит задним числом. Проходит 30, 50, 100 миллисекунд – и мы осознаем его. Но не в тот же самый момент.

И точно так же с эмоциями. Если что-то меня взволновало.. допустим, я увидел, что кто-то держит в руках пистолет. Эээ, зачем он принес пистолет в университет, он что, услышал, что я здесь даю лекцию? В этот момент появляется волнение. Я вижу пистолет, и в этот момент я еще не осознаю, что волнуюсь, но осознаю, что вижу пистолет. Это пугает меня. И уже потом я могу осознать свое волнение, присмотреться внимательнее и увидеть, что это игрушечный пистолет. Человек просто хотел использовать его для демонстрации какого-то психологического эксперимента.

Так что неважно, эмоция это или желание, в самый первый момент его проявления мы концентрируемся на объекте этого чувства – будь то сок или пистолет. Мы не осознаем само желание или эмоцию, но мы осознаем то, на что это желание или эмоция направлены. Но прежде чем реагировать на эмоцию или действовать в соответствии с желанием, мы можем осознать их с помощью самонаблюдения и уже после этого принять решение, реагировать или нет. Так что, на вопрос, происходит ли это одновременно – нет, не одновременно, но может происходить с очень небольшим временным разрывом.

Что касается определения термина осознанность, или памятование – современного и более традиционного. Джон Кабат-Зинн сделал очень много полезных и важных вещей, в том числе он автор методики MBSR (снижение стресса на основе развития осознанности). И он дал свое определение термину «осознанность». Оно не совпадает с буддийским определением, но, тем не менее, оказалось очень полезным.

Осознанность, в его понимании – это непрерывное и безоценочное наблюдение всех возникающих в настоящем моменте переживаний. Очень полезное определение. И это как раз то, чего мы можем ожидать от определения – то, что оно окажется полезным, а не единственно верным. Если бы оно оказалось бесполезным, то его бы и не использовали. Но это определение широко распространилось в психологии, в бизнес-среде, в медицинских учреждениях по всему миру. Хотя есть у него и определенные ограничения, так как в некоторых случаях оно не применимо. Например, если вам нужно сконцентрировать внимание на чем-то конкретном, а не наблюдать за всем, что происходит.

Буддийское определение, которому уже около 1500 лет, как я уже говорил, звучит так: памятование – это способность удерживать внимание на неком объекте без отвлечений и забывания в течение определенного времени. Так что эти определения немного отличаются, но они не взаимоисключающие. Например, у вас появилось свободное время и вы решили немного посидеть, помедитировать с закрытыми глазами, понаблюдать за возникающими ощущениями, побыть в открытом присутствии. Как завещал Рам Дасс 50 лет назад: побыть здесь и сейчас. Он бывший профессор психологии в Гарварде. И вы просто тихо сидите, дышите и наблюдаете всё, что возникает – мысли, образы, звуки, тактильные ощущения.

Это довольно эффективно помогает успокоить ум, унять дискурсивное мышление, потому что вы возвращаетесь в настоящий момент, минуя всевозможные надстройки в виде суждений, предпочтений, убеждений, заблуждений. Эта практика помогает прорваться через всё это. И особенно она полезна для уменьшений стресса, потому что когда мы в стрессе, мы захвачены клубком мыслей. А, как мы знаем, в стрессе ничего хорошего нет. Так что в этом несомненная польза этой практики.

В буддийской традиции тоже есть подвид практики памятования, когда мы выбираем в качестве объекта все возникающие чувственные ощущения. И я могу принять решение сохранять поток осознавания применительно ко всем возникающим ощущениям, как в практике открытого мониторинга, ничего не выбрасывая и не исключая. Я поддерживаю этот поток осознавания без забывания об объекте, то есть не вовлекаясь в мышление и не отключаясь, не отвлекаясь на поток мыслей. Я поддерживаю поток непрерывного и безоценочного осознавания в настоящем моменте.

В этом случае, термин осознанность в его современном значении является одним из вариантов классического буддийского определения памятования. Но в буддизме это не единственный вид памятования.

Если вы сидите и слушаете лекцию – может, вам потом придется сдавать по ней экзамен и в ваших интересах слушать внимательно – тогда вам совершенно не нужно осознавать всё, что происходит вокруг. Например, жужжащую где-то рядом муху, симпатичного однокурсника или боль в колене. Это только будет вас отвлекать. Так что есть ситуации, когда нам нужно максимально сконцентрироваться. Когда вы едете за рулем в потоке машин, вам не нужно осознавать все возникающие ощущения, ваша задача – не врезаться в едущую впереди машину. Так что памятование в буддийском понимании – это термин с более широкой областью применения.

Но вот у нас появляется свободное время – вы никуда не едете, не пишете бизнес-план, не сочиняете музыку, не работаете над научной теорией, и тогда вы можете просто сбавить обороты и практиковать непрерывное и безоценочное осознавание всех возникающих ощущений. Но когда нужно делать дело, вам лучше научиться концентрировать свое внимание.

Как вы относитесь к тому, что некоторые апологеты светских практик осознанности называют свои методы «буддизмом без эзотерики»?

Как буддийский теоретик и практик, а также как бывший монах (я был буддийским монахом 14 лет), я обеспокоен, когда люди делают совершенно ненужные заявления, которые не соответствуют действительности. В среде тех, кто продвигает практики осознанности, такие заявления – не редкость.

И когда я слышу от хороших людей, которых уважаю, что вот это непрерывное и безоценочное осознавание всех возникающих ощущений и есть суть всей буддийской медитации – ну, это просто не соответствует действительности. Не понимаю, зачем они так говорят, это просто какой-то недобросовестный пиар, маркетинг, реклама. Лучше бы они этого не говорили – в этом нет никакой необходимости. Не нужно утверждать, что вот это и есть суть всего буддизма, только без буддизма. Такой буддизм «без эзотерики». Не нужно этого, это уничижительно, не соответствует истине и только демонстрирует их невежество, и при этом никому от этого не становится лучше.

Те практики, что они предлагают, уже сами по себе хороши. Та осознанность, которую популяризируют Джон Кабат-Зинн и другие, сама по себе является отличной практикой. Ее не нужно дополнительно «продавать», не нужно делать подобных громких заявлений. Это, конечно, не буддизм и не суть буддизма, это даже не буддийское понимание термина, хотя оно и совместимо с ним. И у меня возникают обоснованные опасения.

Джон Кабат-Зинн мой давний друг, мы знакомы уже где-то 25 лет. Я его уважаю и испытываю к нему самые теплые чувства, в том числе восхищение. И то, что он вместе со своими коллегами продвигают теперь уже в общемировом масштабе – это некая практика, допустим, памятование о дыхании, взятая из буддизма. Они изъяли ее из контекста буддизма, который имеет в своей основе фундаментальные этические принципы, уходящие корнями в понятие ахимсы, ненасилия, а также доброжелательности. В общем-то, вся буддийская этика построена на этих двух китах – ненасилии и доброжелательности.

И вот они вынули эти практики из буддийского контекста, который представляет собой целостное мировоззрение, и стали использовать их для того, чтобы лучше справляться со стрессом. Причем эти практики доступны для всех, необязательно для этого интересоваться буддизмом, медитациями или вообще быть религиозным. Они подходят просто людям в стрессе, которые чувствуют себя несчастными и нуждаются в помощи. Это так называемые умелые средства, в этом ничего криминального нет.

То есть они взяли практики из буддизма и поместили их в контекст медицины, борьбы со стрессом, и таким образом используют их, чтобы помогать людям – тысячам пациентов, что просто прекрасно. Этих людей, как правило, не интересуют буддийские медитации – иначе они бы обратились в буддийский центр.

Так что эти практики были взяты из буддийского контекста и очищены от этической составляющей – потому что у людей может быть своя система ценностей, они могут быть христианами, иудеями или просто светскими гуманистами. Никто не приходит на занятие по снижению стресса, чтобы слушать про этику. Это логично – никто же не приходит на прием к стоматологу, ожидая лекции по этике. Вы просто хотите вылечить зубы. Или уменьшить уровень стресса. Это логично. Но меня беспокоит, когда к этим практикам сводят всю суть буддийской медитации, потому что определение, которое я дал, касается всего-навсего одного умственного фактора.

Но и в самом буддизме (и это является универсальным для всех школ и течений буддизма) тоже есть термин – правильное памятование, он фигурирует в восьмеричном благородном пути. Правильное памятование, или, на мой взгляд, более удачный перевод – подлинное памятование, является неотъемлемой частью духовного пути: взросления, устранения умственных омрачений, обретения всё большей свободы и, в конечном счете, освобождения от сансары.

Таким образом, правильное памятование, или подлинное памятование – это нечто большее, чем просто умственный фактор «осознанность». Это качество можно культивировать для того, чтобы достичь большего благополучия, счастья, пробужденности, мудрости и сострадания. И это умственное качество основывается на вполне конкретной этической системе. Вы можете всё это прочитать в источнике – текст Нагасены «Вопросы Милинды». Там задается вопрос «Что такое памятование?», и он на него подробно отвечает.

Памятование – это наблюдение за состояниями ума и различение, какие из этих состояний являются благотворными, а какие – неблаготворными, какие целесообразны, а какие – нет. Йогины, которые практикуют и культивируют правильное памятование, стараются развивать благотворные состояния и отпускать неблаготворные. И если у вас появляется желание ограбить кого-нибудь или проявить сарказм, презрение, обмануть или манипулировать – если вы замечаете подобные импульсы и распознаете их, то можете вовремя остановиться, так как их проявление в речи и поступках будет неблаготворным как для вас, так и для окружающих. Поэтому вы не идете на поводу у этих импульсов. А если появляется желание сделать что-то доброе и хорошее, то вы следуете ему. Это как если вы болеете гриппом – в этом случае вы самоизолируетесь от общества, а если вы здоровы, то можете пойти на вечеринку. Но вы же не идете на вечеринку, если болеете гриппом. Это и есть правильное памятование, неотъемлемой частью которого является этика.

Чтобы следовать этим этическим правилам, необязательно верить в бога, сотворение мира, карму, перерождения, потому что даже в рамках одной жизни мы можем увидеть последствия наших поступков: если я поведу себя так, принесет ли это кому-нибудь вред, повредит ли кому-нибудь? Или, наоборот, принесет пользу и добро или хотя бы будет нейтральным? Чтобы быть этически разумными, не обязательно быть религиозными.

Вы настаиваете на том, что в науке о сознании не произошло революции? Почему?

Настаиваю ли я на том, что в науке об уме еще не было революций, сравнимых с теми, что совершили Дарвин и Галилей? Да, настаиваю. Но могу добавить, что за последние 5-10 лет технологии очень сильно продвинулись вперед. У буддистов технологий вообще не было. Так что здесь мы не конкурируем. Но за последние 100 лет в современной науке, насколько мне известно, не было особого прогресса в том, что касается развития навыков интроспекции. Например, в психологии. Если где-то что-то такое есть, очень интересно было бы узнать.

Я знаком с одним человеком, который возглавляет кафедру психологии в одном из ведущих университетов США. Он при этом дзен-буддист. И он пытался включить интроспекцию в учебный план, в формате ликбеза и практических занятий по развитию осознанности. То есть там не шло речи о буддизме, дзене или реинкарнациях – просто развитие навыков самонаблюдения. Но на факультете завернули эту инициативу, потому что «это не научно». Поэтому я был бы очень рад, если бы при моей жизни в психологических науках произошел этот сдвиг к эмпирическому методу познания, который бы выходил за рамки изучения только объективных, физических и исчислимых явлений.

В последние 15 лет появилось еще одно замечательное движение в психологии, основоположниками которого стали Мартин Селигман и его коллеги – так называемая позитивная психология. Они поднимают очень хорошие вопросы. Что такое подлинное счастье? Что такое ментальное здоровье? Барбара Фредриксон, одна из ярких представительниц этого движения, очень умная и талантливая ученая, некоторое время назад написала книгу, которая называется «Позитивная психология» (Positivity). Собственно, она про позитивную психологию. В этой книге есть таблица с перечислением положительных и отрицательных умственных качеств. Кажется, там было 11 положительных качеств, на которых и основывается позитивная психология: счастье, ментальное здоровье – в общем, всё хорошее. И мое внимание привлекла одна вещь.

Я прочитал все 11 положительных качеств, потом сравнил их со списком отрицательных качеств. И, по ходу того, как я перебирал эти положительные качества одно за другим, я представлял оперативника Аль-Каиды (террористическая организация, запрещенная в РФ – прим. перев.), который планирует некий теракт, и – что вы думаете? – все эти 11 качеств ему соответствовали. Наличие смысла, чувство взаимосвязанности, принадлежности чему-то большему, чем ты сам, некоему сообществу – и так далее. И тогда я подумал – ну и ну, то есть человек может излучать позитив и в то же время быть готовым взорвать здание с тысячами людей?

Я написал ей письмо и спросил: вы и правда это имели в виду? Что у вас может быть очень позитивное мышление, но при этом вы можете использовать его для совершения терактов? Потому что никакой этики там и в помине не было. Она мне не ответила. Но, как я понял из слов моих друзей, которые читали ее следующие книги, этика постепенно стала проникать в позитивную психологию, что замечательно. Это совсем молодая дисциплина, и чем больше она развивается, тем больше в ней находится места для этики – не в виде догматов, но в виде эмпирических заключений. Это факт, что наше поведение влияет на наше собственное умственное состояние, ментальное здоровье, а также благополучие всех, кто нас окружает. И чтобы это осознать, не надо становиться моралистами или погружаться в метафизику. В науку нужно привнести этику, а не выводить ее за рамки науки, потому что у нее якобы налет религиозности.

Как вы относитесь к тому, что в современных практиках осознанности большое внимание уделяется безоценочному восприятию? Например, для меня в практике осознанности важен как компонент развития внимания, так и развитие сострадания.

Есть некоторые практики медитации, например, успокоение ума в его естественном состоянии. Это традиционная практика, которой, по меньшей мере, уже 1000 лет. В этой практике мы поддерживаем непрерывный, различающий, ясный и однонаправленный поток осознавания всего, что проявляется в нашем уме – эмоции, желания, мысли. При этом мы ничего не оцениваем, не анализируем, не исключаем, не цепляемся – просто тотально присутствуем. Это очень конкретный вид медитации – один из сотен других. В этой медитации мы различаем проявления ума, но не оцениваем их.

Несколько лет назад я задал вопрос Джону Кабат-Зинну. Эта безоценочность очень часто связывается с осознанностью, то есть всегда, когда говорят об осознанности, подразумевают безоценочность. И я спросил Джона, что он имеет в виду под безоценочностью.

В английском языке это довольно странный термин: например, если я вам скажу, что вы очень категоричны в оценках (judgemental), то это скорее будет иметь отрицательную коннотацию, и вы можете возмутиться: почему это я так считаю? Но если я скажу, что вы выносите здравые оценки или суждения (exercise sound judgement), то это уже будет комплимент с моей стороны. То есть существительное имеет положительную окраску, а прилагательное – отрицательную. Это странно.

Так вот, я спросил Джона, что он имеет в виду под «безоценочностью», раз уж на этом качестве делается такой акцент. И он ответил, что когда мы наблюдаем за возникающими ощущениями, то как бы воздерживаемся от привычки проецировать свое отношение: это ощущение мне нравится, а это не нравится. То есть мы нейтрально воспринимаем всё, что происходит, просто присутствуем в настоящем моменте, не пытаясь навешивать ярлыки – это хорошо, это плохо. Воспринимаем всё, как есть, не вынося оценок и суждений.

Я тогда ответил, ну да, это звучит здорово. Но все-таки возникают некоторые опасения. Например, я был потрясен, когда увидел шкалу MAAS (Mindful Attention Awareness Scale). Это классическая шкала для оценки уровня осознанности и внимательности. Там есть одна категория, и я это цитировал в одной из своих книг, «Медитации буддийского скептика». Так вот, там задается вопрос: «Вы когда-нибудь оцениваете свое восприятие?». И рекомендация состояла в том, чтобы воспринимать всё, что с вами происходит, не критично, без различения и разграничения. Что бы ни происходило, просто всё примите.

Но мне кажется, это путь к моральной неустойчивости. Здесь не идет речи ни о каком различении благотворных и неблаготворных факторов. Но ведь мы можем заблуждаться в своем восприятии, предположениях и суждениях. А они говорят – не надо ничего оценивать! Ну хорошо, мы можем не оценивать, но в то же время различать вещи, проводить разумные границы. Это и есть буддийское понимание правильного памятования. Суть не в том, чтобы всё оценивать, а в том, чтобы признать, что не все импульсы, которые у нас возникают, одинаково полезны. Некоторые из наших эмоций разрушительны, некоторые из наших желаний безумны. Ну, из серии, будьте осторожны в своих желаниях, они имеют свойство сбываться.

Мы можем развивать этот навык различения, наблюдения за ощущениями с различающим вниманием. Например, у нас появляется какое-то желание, но так как оно не принесет пользы, мы его отпускаем. Вот эмоция, которую мне хочется выразить, но тогда другой человек может оскорбиться. Он захочет мне ответить, возникнет конфликт – так может, мне лучше не стоит начинать? Так что здесь речь идет о здравомыслии.

Это как если бы мы зашли в кафе, где на выбор есть множество блюд, но мы из них выбираем только то, что будет нам полезно. Наш ум точно так же предлагает нам богатый выбор желаний и эмоций, но мы не должны принимать их все без разбора. Мы выбираем, что лучше принять, а что отпустить.

Хотя мне кажется, что я понимаю, что Джон имеет в виду. Потому что он замечательный человек, если вы знаете его лично, то согласитесь с этим. Умный, добрый, полный сострадания, в общем, очень хороший человек. Его нельзя назвать безответственным ни в социальном, ни в этическом отношении. А я знаком с ним по меньшей мере 25 лет. И, как мне кажется, здесь он работает с темой низкой самооценки: ненависти к себе, недостатка самоуважения, недооценки себя. Это очень распространенная проблема. Я знаю людей, которые от этого страдают, и последствия довольно неприятные, это очень пагубно воздействует на психику.

Откуда это берется? Низкая самооценка возникает, когда мы слишком категорично оцениваем свое поведение, мысли, взгляды, убеждения и так далее. Мы словно уподобляемся суровому, нетерпимому родителю, который всегда держит ребенка в ежовых рукавицах. А когда мы настолько нетерпимо и оценивающе относимся к себе, можем ли мы как-то по-другому относиться к людям вокруг? Это очень мощная привычка. Поэтому такой сильный упор на безоценочности имеет целью сгладить эту привычку.

Когда мы очень внимательно, осознанно, пристально наблюдаем за возникающими желаниями и эмоциями, мы просто признаем их как желания и эмоции и не отождествляемся с ними. Они не являются чем-то неотъемлемо вашим. Их не нужно оценивать, не нужно из-за них чувствовать себя плохо. Низкая самооценка как раз и возникает из-за того, что мы считаем, что какие-то наши желания и эмоции неуместны. Поэтому просто примите их и расслабьтесь. И когда вы видите, что другие люди ведут себя как-то неподобающе, тоже не нужно их оценивать.

Так что я думаю, что Джон здесь пытается решить эту очень важную проблему. Однако всё это можно подать и под другим углом: не оценивайте, не выносите никаких суждений и не проводите различий, примите всё, что возникает, потому что это всё – часть вас. И вот это уже нью-эйджерская ересь.

Я всецело поддерживаю идею развития научного подхода к созерцательным практикам, а также то, что нам не нужно ограничиваться измерениями активности мозга, изучением поведения и тому подобными вещами. На всё это нужно смотреть также и с позиции от первого лица. Но это не так-то просто. Не будет ли разумным подходом рассмотреть все те возражения, которые противники интроспекции высказывали на протяжении долгого времени и как-то использовать их? Ведь у них тоже могут быть здравые идеи. Например, идея о том, что созерцание может усиливать субъективные состояния сознания, те же аргументы Витгенштейна об отсутствии привилегированного доступа к нашим внутренним состояниям, которые во многом пересекаются с аргументами Нагарджуны..

Хочу попросить вас об одолжении. Потому что некоторые люди не могут этого понять. Дэниел Деннет, к примеру, не может. Я знаю, что он очень умен, но я никогда не мог найти разумного объяснения его заявлению о том, что субъективный опыт не существует, что квалиа не существуют. Поэтому, когда вы ссылаетесь на Витгенштейна, который является признанным, превосходным философом и который говорил, что у нас нет привилегированного доступа к собственным состояниям во время медитации… хочу задать вам вопрос. О каком фрукте я прямо сейчас думаю? Я прямо сейчас воображаю некий фрукт. Какой?

Хмм, возможно, это яблоко.

Думаю, вы просто гадаете.

Груша?

Ну вот видите, конечно же, у меня есть привилегированный доступ к своим состояниям. Я-то знаю, какой фрукт я задумал, а вам приходится догадываться. Может, это яблоко, потому что это довольно распространенный фрукт. Но это могла бы быть и гуава. Как бы вы тогда догадались? Так что вы строите догадки, тогда как я знаю наверняка. Так почему мы тогда утверждаем, что у нас нет привилегированного доступа? Мне бы очень хотелось найти разумный способ объяснения той идеи, на которую вы сослались. Но я его не вижу.

Ну, Витгенштейн задавался вопросом, есть ли такой способ восприятия, который был бы свободен от интерсубъективности нашего языка. То есть можем ли мы научиться вербальными средствами адекватно постигать и выражать то, что происходит внутри.

Поясню подробнее. Я недавно слышал об исследовании (поправьте меня, если я ошибаюсь), в котором на основе нейрофизиологических данных делаются выводы, что на третьем триместре беременности, когда мозг плода уже довольно хорошо развит, он может отличать голос матери от голосов других людей. Во всяком случае, такое утверждение я слышал. Думаю, на основе этого мы можем предположить, что этот ребенок, который еще даже не родился и не обладает знанием языка, уже может распознавать голос своей матери, отличать его от других голосов. Так как мы можем утверждать, что весь наш опыт обусловлен языком, если даже ребенок в утробе, не владеющий никаким языком, может отличать одно от другого?

Но ведь даже в этом случае ему понадобится какое-то средство выражения своего опыта?

Для кого он будет это выражать, если у него есть привилегированный доступ?

Чтобы можно было провести это различение, чтобы мы могли понять, что он делает это различение.

Кажется, мы этот спор сегодня не завершим. Я просто пытался проиллюстрировать логику Витгенштейна, но, видимо, не очень преуспел.

Ведущий: Итак, праздник подходит к концу. Я хотел бы напоследок поблагодарить центр, который любезно организовал эту встречу, всех волонтеров, которые помогали нам, Мартина и, конечно, всех собравшихся, Алана и себя.

Алан: Я бы тоже хотел напоследок кое-что сказать. Занятия наукой и философией должны приносить удовольствие. Я сегодня с удовольствием провел время, надеюсь, вы тоже!

Расшифровка и перевод с английского – Валерия Самсонова, 2021 год. 

Алан Уоллес: «Нам нужно развить контроль над своим умом»

В сентябре 2021 года онлайн-издание +1 обратилось к нам с просьбой задать доктору Алану Уоллесу несколько вопросов о медитации, природе ума и культуре. Ниже мы публикуем полную версию беседы без каких-либо сокращений.

Вопрос: Интерес к буддизму на Западе активно растет примерно с первой половины XX века; кроме того, все больше и больше людей начинают интересоваться светскими практиками осознанности. Что, по вашему мнению, жители Запада ищут в буддизме – и что они в нем находят?

Алан Уоллес: Здесь, на самом деле, два вопроса – один о распространении и популярности светской практики осознанности, другой об активном росте буддизма на Западе и в мире в целом.

Как мы знаем, мы живем в эпоху, вызывающую сильный стресс. У нас много дел, и очень многие замечают, что на протяжении дня непрестанно погружены в навязчивое мышление, в надежды, в страхи, в тревожные мысли, и, возможно, в состояние депрессии. Мы склонны очень сильно осуждать себя и других, а это также приводит к чувству душевной тяжести. Светские практики осознанности, которые стали пользоваться очень большой популярностью по всему миру (а не только на Западе), работают с этими проблемами – проблемами глубоко современными. Если мы просто направляем свое осознавание на текущее мгновение и, например, с памятованием внимаем вдоху и вдоху, подобная практика подсекает навязчивое мышление (обычное для многих людей состояние) и успокаивает ум в целом. Когда мы развиваем подобное чувство свободного от суждений отношения ко всему, что происходит, оно становится противоядием от низкой самооценки, от упреков в наш собственный адрес – и в целом от осуждающего отношения к себе и к другим. Разумеется, подобные практики пользуются популярностью, ведь они в первую очередь позволяют справиться с психологическими проблемами и стрессом, которые люди переживают в очень больших объемах.

Вместе с тем мы наблюдаем и распространение буддизма. Светские практики осознанности существуют как нечто вполне независимое от буддизма – на самом деле они довольно мало с ним связаны. Буддизм неизмеримо богаче нескольких техник для снижения стресса и методов, приносящих психологическую пользу. При этом он не является чем-то единым. За последние 2500 лет в буддизме оформилось множество школ: некоторые из них делают очень большой упор на преданности, некоторые – на эмпирическом изучении реальности, некоторые – на философии, некоторые – на ритуалах, и так далее. С учетом этого многообразия традиций буддизм привлекает множество разных людей, и каждого – по своим причинам. Думаю, обобщить логику распространения буддизма на Западе или по всему миру было бы сложно. Тем не менее, несмотря на все многообразие буддийских школ в Восточной Азии, Южной Азии, Центральной Азии и так далее, у них есть общая основа – почтение, доверие, убежденность. направленные на исторического Будду как того, кто освободился от страданий и их причин. Буддисты испытывают доверие к его учениям (Дхарме) и к наиболее благородным и реализованным из его последователей. Все учения Будды уходят корнями в ясно показанную им реальности истины страданий, в прозорливый анализ внутренних причин страдания, в предложенное Буддой видение свободы – необратимого избавления от мучений и их причин. Будда также предлагает нам невероятно подробнее описание пути, ведущего к подобной свободе. Этими четырьмя благородными истинами он отвечает на вопросы, которыми мы всегда задавались. Мы желаем быть свободны от страданий, но каковы их причины? Можем ли мы освободиться, и если да, то как? Думаю, обращение к этим чрезвычайно глубоким инстинктам, к этим глубочайшим пожеланиям – причина, в силу которой буддизм приобретает все большую популярность по всему свету. 

Вопрос: Как вы сами встретились с буддизмом? Почему вы решили посвятить себя этому пути?

Алан Уоллес: Я впервые познакомился с буддизмом в Университете Калифорнии в Сан-Диего, где учился в 1969 году. Услышанное показалось мне интересным, но первого буддиста я встретил только год спустя: это был буддийский монах, которого я увидел в Норвегии. Вскоре после этого я начал изучать буддизм в Гёттиненгенском университете в Германии. Первым аспектом, который меня глубоко привлек – можно сказать, первой школой, которая меня заинтересовала – были учения Будды в палийском каноне, которые столь широко практикуются в Юго-Восточной Азии. Эти наставления, опять же, уходят корнями в четыре благородные истины, но объясняют, как практиковать. В школе и на протяжении первых двух лет обучения в университете я готовился стать ученым, в первую очередь изучая биологию. Здесь же я отыскал подход, позволяющий развить прозрения относительно природы физической реальности – вокруг нас и в нашем собственном физическом теле; прозрения о природе ума, о коренных причинах страдания. Этот подход состоял в практике четырех применений памятования: к телу, чувствам, умственным состояниям и явлениям в целом. Я нашел посвященный этим практикам классический текст и влюбился (и до сих пор влюблен!) в этот подход – радикальный своим эмпиризмом, рациональный и по-настоящему научный. В этих методах мы от первого лица пытаемся понять природу реальности и внутренние причины счастья и страдания.

С этого все и началось, но затем я в возрасте 21 года отправился в Индии. Там я впервые – на собственном опыте – встретился с буддизмом махаяны, увидев, что за рамками устремления к личному освобождению лежит благородное стремление достичь совершенного пробуждения в силу сострадания – стремление принести миру наибольшую пользу, идеал бодхисаттвы. Я также увидел философскую глубину махаянских учений о мудрости, и это привлекло меня еще глубже.

Продолжая учиться в Азии, я встретил буддизм ваджраяны – и снова был поражен утонченностью и глубиной теории и практик этой системы. Этими тремя аспектами – палийским каноном, махаяной и ваджраяной – я и занимался последующие двадцать лет. Около 30 лет назад я впервые на собственном опыте соприкоснулся с учением по дзогчену, или великому совершенству, и именно им я с тех пор себя целиком посвящаю. Их назначение – в том, чтобы постичь природу ума, окончательную основу бытия, опираясь при этом на очень, очень непосредственный и свободный от усложнений подход к освобождению, который одновременно отличается радикальным эмпиризмом и глубокой рациональностью, а также трансцендентностью и опорой на интуицию. Все три перечисленные уровня стали мне домом, и я продолжаю практиковать с большим энтузиазмом, который с годами только усиливается.

Вопрос: Давайте вернемся к теме светских практик осознанности. Насколько сильно они отличаются от буддийских методов, которые применяют йоги и йогини, практикующие в затворе? 

Алан Уоллес: Я бы сказал, что различие такое же, как между кукурузными хлопьями и походом в пятизведочный ресторан с меню на десяти страницах! Светские практики осознанности очень просты и работают с симптомами, которые проявляются как стресс, неудовлетворенность, возбужденность, душевная тяжесть и так далее. Использовать эти практики может кто угодно: религиозные фундаменталисты, атеисты и так далее. При этом они не отвечают на основополагающие вопросы: почему мы вообще подвержены неудовлетворенности; почему наш ум столь непослушен и погружен в навязчивые мысли; почему мы переживаем неудовлетворенность прямо сейчас.

Светские методы осознанности, в основе своей, не бросают вызов нашему мировоззрению или нашим убеждениям, и многим людям это нравится. Эти практики не подвергают наши верования сомнению – многих это также привлекает. Методы светской осознанности не меняют наш образ жизни, и потому они вполне совместимы с доминирующей парадигмой, которая очень глубоко влияет как на Восток, так и на Запад – с материализмом как парадигмой, гедонизмом как системой ценностью и консьюмеризмом как образом жизни. Светская осознанность может вписаться прямо в эту систему, сделав более комфортным ваше существование в качестве материалиста, гедониста и человека, чья жизнь полностью ориентирована на консьюмеризм.

Тем не менее именно эта триада из материализма, гедонизма и консьюмеризма уничтожает экосферу; на протяжении последних 150 лет мы осуществляем этот процесс во все больших объемах. Почему? Не потому что нам недостает осознанности, а из-за наших убеждений, наших представлений о том, что смысл хорошей жизни – “потреблять, приобретать и высосать мир досуха”. Итак, осознанность – это хороший пластырь, но методы буддизма посвящены фундаментальной работе над основополагающими причинами заблуждений, жадности и ненависти. Эти две системы очень, очень сильно друг от друга отличаются.

Вопрос: Насколько же эти популярные практики полезны без этических и философских основ буддизма? Или же эти основы актуальны только для тех, кто хочет полностью посвятить себя духовному пути?

Алан Уоллес: Все зависит от того, чего мы желаем. Если мы хотим сохранить свое мировоззрение и свои убеждения, никогда не подвергая их сомнению, если мы не желаем переосмыслять свои приоритеты, не хотим менять или улучшать свой образ жизни, популярные практики предоставят нам такую возможность. Если вам не нравится особо размышлять об этических вопросах и этических принципах, а свои нравственные принципы вы предпочитаете определять по ситуации, если вам хочется избегать суждений о происходящем, популярные практики созданы для вас. Они идеально подойдут, если вас не интересует природа реальности. Применяя эти методы, нет необходимости задумываться о философских вопросах – большинство этого не делает. Для тех же, кого эти вопросы занимают – какова природа бытия, что считать осмысленной жизнью, какова природа ума, откуда ум возник, что происходит в момент смерти, каков наш человеческий потенциал – популярные практики сравнимы с таблеткой аспирина: толку от них мало. Эти вопросы – сущностная проблематика буддизма. Они нужны не только для тем, кто посвящает себя духовному пути, но и всем, кто хочет вести более осмысленное существование. А вот небольшое повышение градуса осознанности не гарантирует, что мы будем осознанно этичными, осознанно мудрыми, осознанно сострадательными: может да, а может и нет.

Вопрос: На определенном этапе вы решили оставить монашеский путь, и сейчас вы практикующий, духовный учитель, ученый, муж и дедушка. Как вам кажется, совместимы ли успешная созерцательная практика и семейная жизнь?

Алан Уоллес: Все зависит от того, что мы подразумеваем под “успешной практикой”. Если строго придерживаться учений Будды в палийском каноне – сегодня, например, объясняемых в практике тхеравады – и устремиться к их максимальному применению, к тому, чтобы полностью себя им посвятить,  гораздо логичнее соблюдать безбрачие, став монахом или монахиней. Так вы избежите отвлечений и сможете полностью сосредоточиться на практике, чтобы достичь освобождения. Именно поэтому почти все великие практикующие в истории традиции тхеравады были монахами и, в некоторых случаях, монахинями.

Однако когда мы обращаемся к пути бодхисаттвы, к махаяне, где идеалом считается достижение совершенного пробуждения ради блага всех живых существ, мотивация становится иной. Это не просто желание достичь личной свободы, а альтруистическое стремление освободить от страданий и их причини всех существ. В этом смысле многие из величайших практикующих в традиции махаяны – в Китае, Японии, Центральной Азии, Тибете  и Индии – были мирянами, с супругами и без, с детьми и без детей.  

Являются ли все категории, которые вы перечислили – практикующий, духовный учитель и так далее – взаимоисключающими? Вовсе нет. Тем не мене наша практика Дхармы должна преображать нашу роль духовного учителя: ведь мы должны не просто о чем-то вещать, но и жить в соответствии с учениями. Все мои научные изыскания были посвящены практике. Я муж, у меня есть жена – и я включаю этот опыт в свою практику. Один человек на этой планете называет меня дедушкой – и эта роль составляет часть моей практики. У меня много учеников – это также часть практики. Итак, совместимы ли успешная практика и семейная жизнь? Да. Безусловно, они могут быть совместимы. Многие из величайших адептов прошлого доказали, что могут быть превосходными мужьями и женами, отцами и матерями – и при этом людьми, глубоко погруженными в созерцание и достигшими высокой реализации. Это не гипотеза, а нечто уже проверенное.

Вопрос: Теперь давайте ненадолго обратимся к нейронауке – я знаю, что эта тема вас очень занимает. В целом можно сказать, что нейрофизиология как направление исследований постепенно совершенствует свое понимание мозга как сложной сети, которая влияет на наши переживания. Что же говорит буддизм? Равны ли друг другу мозг и ум?

Алан Уоллес: Если бы они были друг другу эквивалентны, это противоречило бы всем имеющимся у нас свидетельствам! Мы знаем, что мозг весит 1-2 кг – а у ума массы нет. У мозга есть форма – ум ей не обладает. Мозг состоит из воды, электричества, белков и жира; ума это не касается. Взглянуть на эти совершенно различные явления и сказать “Неважно, это одно и то же!” – акт смехотворной веры, причем не слепой, а совершенно абсурдной. 

Нейрофизиология – это невероятно успешная дисциплина, которая отличается огромной изощренностью и которая принесла нам так много познаний о мозге, особенно за последние пятьдесят лет. Эта дисциплина – современная нейронаука – появилась в 1960-ые годы, но началом ее стал акт веры. Основоположники нейрофизиологии просто сказали: давайте допусим, что ум есть просто функция мозга – а в дополнение к тому предположим, что все психические расстройства есть не более чем нарушения в мозге, виды химического дисбаланса, проблемы с нейронами, дендритами, синапсами и так далее. 

На самом деле взаимоотношения между мозгом и умом были на том этапе загадкой: как мозг связан с умом, как ум связан с мозгом? Эти вопросы оставались без ответа – но ученые решили притвориться, что проблема уже решена, что ум есть лишь функция мозга. Это предположение не было доказано – в его пользу нет никаких свидетельств, но основоположники дисциплины просто сказали: “Давайте скажем, что всё так, а потом уже попробуем эту мысль доказать!”. Такое отношение – научная халтура. Сама по себе нейрофизиология – наука превосходная, но ей свойственна очень большая небрежность: ее представители часто приравнивают простые верования, свои догматы, материалистические предубеждения к научным фактам. 

Тот факт, что психические недуги есть нечто большее, чем расстройства мозга, весьма очевиден. Фармацевтическая индустрия, однако, все равно каждый год зарабатывает миллиарды долларов, продавая так называемые лекарства – лекарства, которые не могут излечить ни одного психического расстройства. Иными словами, всё это анестезиология. 

Итак, нас окружает огромный объем нейромифологии, которую пропагандируют и преподносят как науку, и это, как мне кажется, фарс. Несмотря на все свои достижения, современная нейронаука не знает, какова природа ума, не знает, что такое сознание: она не может дать ему определение, не может его измерить. Представители этой дисциплины не знают, что является причиной сознания, не знают, что происходит в момент смерти и каковы взаимоотношения между умом и мозгом. Иными словами, в этих основополагающих вопросах об уме мы не продвинулись ни на дюйм!  

Исследования мозга ничего не рассказали нам о внутренних причинах умственных страдании. Они ничего не поведали о внутренних причинах подлинного благополучия – потому что эти причины сокрыты не в мозге. Итак, я рад многочисленным достижениям нейрофизиологии, но скорблю о многочисленных догматических убеждениях – о “ложных новостях”, которые говорят нам, что проблема связи между умом и телом уже решена, и тем самым скрывают из виду подлинную природу ума. Я считаю нейрофизиологию дисциплиной, которой нужно прийти в себя. Ей нужно начать отделять догматы, вызывающие слепую веру, от многочисленных потрясающих фактов, которые она выявила – фактов о подлинной корреляции между умом и мозгом. Эта дисциплина выявила эти факты, но не понимает природу самой корреляции.

Итак, ум – это не мозг: в пользу их равенства нет свидетельств. Ум не порожден мозгом – в пользу этой теории нет свидетельств. Химические вещества в мозге не порождают сознание – в пользу этой теории нет свидетельств. Каждому, кто полагает, что смерть означит прекращение сознания, и считает подобные представления научными, основательно промыли мозги: потому что это не научное утверждение и тем более не научный факт.

Вопрос: Давайте обратимся к более глобальному уровню. Можем ли мы надеяться, что с помощью медитации человечество когда-нибудь разовьёт контроль над своими рептильным инстинктами, чтобы позитивно влиять на окружающую среду и спасти планету?

Алан Уоллес: Я бы сказал, что этим вопросом мы очень принижаем рептилий! Давайте посмотрим на вред, который мы причинили планете за последние 150 лет. За последние 50 лет мы уничтожили 60% дикой природы. Ни одна рептилия такого не совершала! Посредством глобального изменения климата мы приближаемся к экологической катастрофе – рептилии, опять же, ничего подобного не делали. С точки зрения опустошающего влияния на окружающую среду, на другие биологические виды и на наш собственный вид рептилии предстают в весьма выгодном свете. Великими злодеями оказываются именно люди, и контроль нужен нет над рептильными инстинктами, а над инстинктами заблуждений, жадности, ненависти, нигилизма.

Нам нужно сбросить ужасающее бремя воззрений, которые низводят жизнь до одной только материи, низводят все сущее до одних только физических явлений, низводят подлинное благополучие до простого гедонизма. Эти воззрения отворачиваются от благороднейших инстинктов, благородных форм образа жизни, благородных поступков, и подталкивают нас к простому консьюмеризму. Нам нет необходимости контролировать свои рептильные инстинкты – у рептилий как раз все в порядке. Нам же нужно развить контроль над собственным умом, а для того этот ум необходимо понять.

Новая книга: Б. Алан Уоллес – Четыре безмерных

Русскоязычное издание в переводе Лобсанга Тенпы
Издательство ЭКСМО, май 2021
224 страницы, твердый переплет

Краткое описание

Четыре безмерных настроя — любящая доброта, сострадание, сопереживающая радость и равностность (беспристрастность) — представляют собой один из краеугольных камней буддийской созерцательной практики. Эта книга – практическое руководство, которое шаг за шагом направляет читателя в развитии исключительно мощных состояний ума, преображающих пространство сознания и ведущих нас к сострадательной активности.

Об авторе

Б. Алан Уоллес – президент Института Исследований Сознания в Санта-Барбаре, буддийский учитель и переводчик. На протяжении 16 лет он проходил подготовку в качестве буддийского монаха в монастырях в Индии и Швейцарии, после чего с отличием закончил Амхерст-колледж и Стэнфордский универститет, где получил степень доктора философии.

Алан преподает буддийскую теорию и практику в Европе, Америке и Азии с 1976 года; кроме того, он неоднократно выступал в качестве переводчика бесчисленных тибетских ученых и созерцателей, включая Его Святейшество Далай-ламу. Доктор Уоллес – один из главных участников конференции «Ум и жизнь» и соавтор более сорока книг по тибетскому буддизму и диалогу между наукой и религией.

Приобрести бумажную книгу через сайт издательства

Приобрести электронную книгу на Litres

Приобрести аудио-книгу на Litres (читает переводчик)

Отзывы

«Алан Уоллес — один из величайших западных буддийских мыслителей нашего времени».
Говард Катлер,
соавтор книги Его Святейшества Далай-ламы «Искусство быть счастливым»

«Уникальная книга, которая и учит, и вдохновляет».
Inquiring Mind

«Любой, кто идет по духовному пути — буддист или небуддист, — найдет в этой книге свежие прозрения, обретенные благодаря практике и позволяющие раскрыть безбрежность сердца. Ее чтение заставит задуматься, принесет пользу и вдохновит».
ForeWord Magazine

«Когда Алан Уоллес ведет нас в странствии с четырьмя безмерными, мы в очень хороших руках».
Mandala

«Книга написана в очень простом и прямом стиле. Она постоянно отсекает поверхностное и направляет читателя к самой сути практики. Объяснения чередуются с бесчисленными личными историями и прозрениями, которые можно было собрать только за целую жизнь практики и передачи учений».
The Middle Way

«Как это обычно бывает с сочинениями Алана Уоллеса, в книге присутствует мощный упор на том, чтобы сделать описываемые идеи и практики доступными для современного читателя, при этом ничего не размывая и не оглупляя. Также очевидна решимость показать, как именно применять четыре безмерных в нашей жизни. Для тех, кто желает прочесть оживленное описание некоторых из ключевых идей буддизма — описание, которое находит тонкое равновесие между традиционным и современным подходами, — книга не окажется разочарованием».
Buddhism Now

Как помочь распространению книги?

1. Приобретите бумажный, электронный и аудио-вариант для себя лично (от продаж зависит издание других переведенных книг автора).

2. Подарите книгу друзьям или знакомым, которым она может быть полезна и/или интересна.

3. Подарите бумажный вариант местной библиотеке. 

4. Расскажите о книге друзьям в социальных сетях, но не безличным репостом, а с собственными словами о том, почему книга оказалась вам полезной или интересной.

5. Поделитесь в социальных сетях несколькими цитатами из книги – цитатами, которые показались вам наиболее полезными и вдохновляющими.

6. После прочтения книги оставьте о ней отзывы: о бумажном варианте – на сайтах книжных магазинов и издательства, об электронном и аудио – на страницах Литрес (отдельно для электронной и аудио-версии). 

Алан Уоллес: Пожелания в период пандемии

Если обратиться к глобальному кризису, с которым мы сейчас столкнулись и который каждый день приносит беспокоящие новости, выясняется: именно в такие времена, как сейчас – какими бы беспрецедентными они ни казались – Дхарма оказывается нашим единственным прибежищем. Как писал живший в XIX веке великий мастер дзогчена Джигме Тенпе Ньима (Третий Додрубчен  Ринпоче),

Если не можешь практиковать Дхарму в период уныния (в силу того, как оно сказывается на твоем уме) и в период радости (потому что привязываешься к ней), времени, когда ты мог бы практиковать Дхарму, вообще не найдется. 

Я испытываю благодарность за все руководство, которое за последние пятьдесят лет получал со стороны столь мудрых и сострадательных учителей; мне выпала привилегия  делиться их руководством с вами. Когда я внимаю тем, кто страдает от вируса напрямую, и множеству миллионов других людей, пострадавших от пандемии финансово, сердце устремляется к каждому: пусть мы все будем свободны от страданий и лежащих в их основе причин! Как нам повезло отыскать подлинный духовный путь, который питает и поддерживает нас в эти неопределенные времена. Перед нами предстает реальность нашей собственной смертности и непостоянства всех обусловленных явлений.

Как никогда очевидной становится ненадежная природа погони за гедонией и устойчивая природа развития эвдемонии. Я молюсь о том, чтобы вы все прислушались к рекомендациям экспертов в области здравоохранения и свели к минимуму внешние, социальные активности, сосредотачиваясь на своей внутренней практике. Вирус вынудил общество замедлиться и погрузиться вовнутрь. Пусть мы преобразим эту проблему в путь, сверяясь с реальностью: каковы истинные источники страдания и подлинного благополучия? Современное общество патологически сосредоточено на внешнем мире как пространстве, где нужно искать счастье, но это привело к возникновению современной глобальной, движимой консьюмеризмом цивилизации  – цивилизации, которая уничтожает нашу экосферу, при этом порождая бесконечные конфликты между нами и другими живыми существами, живущими на той же планете. Как писал Блез Паскаль, «Размышляя над разными отвлечениями людей, над болью и опасностями, которыми они подвергают себя при дворе или на войне, над тем, откуда возникает так много ссор, страстей, дерзких и часто дурных начинаний и так далее, я замечаю: все страдания людского рода проистекают из простой вещи – неспособности тихо сидеть в собственной комнате».

Нам пришла пора научиться тихо сидеть в собственных комнатах, оберегая себя и других от заражения вирусом и используя эту возможность провести вынужденный затвор так, чтобы она была максимально осмысленной и преображающей. Многие из вас хорошо знают одну из моих любимых цитат из слов Уильяма Джеймса: человек, который «ежедневно приучал себя к привычкам сосредоточенного внимания, энергичного волеизъявления и самоотречения в вещах ненужных… будет возвышаться подобно столпу, когда все вокруг дрожит, а менее твердых смертных уносит, как обрезки соломы на ветру». Давайте станем столпами прибежища для других – тех, кому кажется, что все вокруг дрожит, а их самих уносят неподвластные им обстоятельства. Давайте предоставим им спокойные уверения и сострадательную заботу.

(Из открытого письма Института Исследования Сознания в Санта-Барбаре)

Благопожелание

…В такие времена, как сейчас, естественно – возможно, даже неизбежно – ощущать чувство беспомощности. Каждый из нас по отдельности думает: что я могу сделать перед лицом происходящего? Я предлагаю обратиться вовнутрь. Вы, возможно, заметите, что мы совсем не беспомощны, и потому моя молитва такова: пусть мы осознаем, что стоящий перед человечеством, перед планетой сегодня вызов – это не просто физическая проблема (болезнь, финансовый коллапс), но и побуждение обратиться внутрь и осознать, что сила сокрыта внутри.

Пусть вы всем знаем, что переживаем происходящее вместе; что мы любимы – осознаем мы это или нет – и любимы безгранично, безусловно, с тем, чтобы каждый из нас из нас мог быть маяком подобной любви, излучаемой подобно свету во всех направлениях. Пусть мы знаем, что этот свет ведет нас через все превратности, возникающие ныне и в будущем, в периоды доброго и дурного здравия, жизни и смерти; знаем, что во всем этом есть объединяющий всех нас свет, который составляет сокровенное ядро в нас и есть наше наивысшее прибежище. Пусть мы все отыщем это прибежище и  полагаемся на него – в жизни и проходя через врата смерти, бесстрашно.

(из диалогов с отцом Лоренсом Фрименом и Евой Натаньей, март 2020)

Алан Уоллес – Ретрит по практике Великого Совершенства (2019)

Материалы с ретрита по практике Великого Совершенства под руководством Алана Уоллеса, прошедшего в Северном Кунсангаре 10-16 августа 2019.

Тексты практик и молитв

Коренные тексты для учений

Видео учений

Плейлист на YouTube

Аудио учений

Плейлист на SoundCloud

Скачать все аудио-учения на Dropbox

Аудио медитаций

Плейлист на SoundCloud

Скачать отдельно медитации на Dropbox

Алан Уоллес – Ключ к умственной устойчивости (лекция)

Запись открытой лекции, прочитанной в Москве 9 августа 2019 года

Темы:

  • Понятие умственной устойчивости
  • Четыре типа психического равновесия
  • Поиск жизни, наделенной смыслом
  • Понимание природы «я» как процесс поиска

Слайды к лекции

Аудио

Новая книга: Б. Алан Уоллес – «Тибетский буддизм с самых основ»


Краткое описание

Пока наши умы пребывают под властью условий внешнего мира, мы неизбежно будем испытывать состояние неудовлетворенности и останемся уязвимы перед горем и страхом. Как развить внутреннее чувство благополучия и изменить наши отношения с миром, который кажется неизменно полным боли и недружелюбным?

Многие отыскали практические ответы на эти вопросы в учениях тибетского буддизма. Перед вами – организованный обзор этих учений, который начинается с основных тем сутр (общих учений Будды) и постепенно переходит к эзотерическим понятиям и продвинутым практикам тантры.

Эта увлекательная книга, которую легко читать, не требует ни безусловной веры, ни слепой преданности абстрактным понятиям или религиозным верованиям. Она призывает нас самостоятельно осмыслить и изучить жизненные вопросы – в свете древнего и эффективного подхода к работе с проблемами и радостями человеческой жизни.

Об авторе

Б. Алан Уоллес – президент Института Исследований Сознания в Санта-Барбаре, буддийский учитель и переводчик. На протяжении 16 лет он проходил подготовку в качестве буддийского монаха в монастырях в Индии и Швейцарии, после чего с отличием закончил Амхерст-колледж и Стэнфордский универститет, где получил степень доктора философии.

Алан преподает буддийскую теорию и практику в Европе, Америке и Азии с 1976 года; кроме того, он неоднократно выступал в качестве переводчика бесчисленных тибетских ученых и созерцателей, включая Его Святейшество Далай-ламу. Доктор Уоллес – один из главных участников конференции «Ум и жизнь» и соавтор более сорока книг по тибетскому буддизму и диалогу между наукой и религией.

Выходные данные

258 страниц
Первое издание: 2019 год, 2000 печатных экземпляров + электронная книга
Обновленное издание: 2023 год.
Для бесплатного распространения 

Содержание:

  • Предисловие
  • Глава 1. Дхарма и ритуалы счастья
  • Глава 2. Старейшая в жизни иллюзия
  • Глава 3. Смерть – не выход
  • Глава 4. Дух освобождения
  • Глава 5. Корни неудовлетворенности
  • Глава 6. Плоды трудов наших
  • Глава 7. Врата к свободе
  • Глава 8. Основа духовной практики
  • Глава 9. Стабилизация ума
  • Глава 10. Любящая доброта
  • Глава 11. Четыре применения памятования
  • Глава 12. Индивидуальная и всеобщая колесницы буддизма
  • Глава 13. Развитие духа пробуждения
  • Глава 14. Преобразование невзгод в духовный путь
  • Глава 15. Пустотность и удовлетворение
  • Глава 16. Алмазная колесница тантры

Электронная книга

СКАЧАТЬ КНИГУ В ФОРМАТЕ PDF

СКАЧАТЬ КНИГУ В ФОРМАТЕ EPUB

(Права на легальное бесплатное распространению электронной книги получены в рамках особого соглашения с Wisdom Publications, и потому ее скачивание соответствует принципам осознанной этики)

Бумажная книга

Бесплатно получить бумажные экземпляры книги можно на любых мероприятиях Фонда Контемплативных Исследований и Друзей Аббатства Шравасти. Мы также можем выслать определенное количество экземпляров буддийским центрам, библиотекам и благотворительным организациям – пишите нам по адресу contemplativerus@gmail.com.

 

Алан Уоллес. Памятование или внимательность?

Доктор Алан Уоллес

English

Что в действительности имел в виду Будда, когда употреблял слово «памятование»? Алан Уоллес рассказывает, как неверное понимание этого термина может повлиять на практику.

Буддийский ученый и учитель Алан Уоллес – автор и переводчик многих текстов о буддизме. Получив степень бакалавра как в области физики, так и философии науки, в Амхерст-колледже (прим. переводчика – США, штат Массачусетс), и докторскую степень (Ph.D.) по специальности «Религиоведение» в Стэнфордском университете, он посвящает большую часть времени изучению буддийской философской и созерцательной традиций, а также их связей с современной наукой.

Уоллес – основатель и президент Института изучения сознания в Санта-Барбаре (США, штат Калифорния). В этом интервью он подробно обсуждает с журналом «Tricycle» то, что считает важнейшей, но зачастую неверно понимаемой буддийской практикой: медитацию памятования (англ. mindfulness, вариант перевода – осознанность). Уоллес отстаивает точку зрения, что недопонимание этой практики оказывает серьезное влияние на медитацию и может запросто увести в сторону от конечного плода буддийской практики – освобождения от страдания и вызывающих его причин.

Интервью было взято по электронной почте в 2007 году – журнал общался с Аланом Уоллесом в течение нескольких месяцев.



В последние месяцы вы обсуждали со многими буддийскими учителями тему памятования/осознанности. Что побудило вас сосредоточиться на этой теме?

На протяжении многих лет я был озадачен различием в определениях памятования, которые дают многие современные учителя Випассаны и опирающиеся на них психологи, с одной стороны, и теми, что мы обнаруживаем в традиционной литературе Тхеравады и Махаяны, с другой. Когда около 30 лет назад я впервые заметил это несоответствие, то подумал, что его причина, возможно, кроется в различиях между буддизмом Тхеравады и Махаяны. Но чем глубже я всматривался, тем отчетливее понимал, что традиционные тхеравадинские и махаянские источники в целом находятся в согласии друг с другом, в то время как современные трактовки памятования/осознанности/внимательности отступают от обеих традиций.

И в чем же отличия современных трактовок?

В то время как памятование (сати) часто приравнивают к внимательности/осознанности, мои беседы с учеными монахами Бхикку Бодхи и Бхикку Аналайо, а также с Рупертом Гетином, президентом Общества палийских текстов (Pali Text Society), и недавнее изучение их работ, привели меня к выводу, что внимательность больше соответствует палийскому термину манасикара, который обычно переводят как «внимание» или «ментальная вовлеченность». Этим словом обозначаются первые доли секунды чистого познания объекта, до того как человек начинает узнавать, идентифицировать и создавать концепции. В буддийском понимании такое «внимание» не является положительным ментальным фактором. В этическом отношении оно нейтрально. Основное же значение сати ‒ это удержание в памяти, отсутствие забывчивости. Это понятие включает ретроспективное воспоминание о вещах из прошлого, проспективное памятование о необходимости сделать что-то в будущем и память, центрированную на настоящем моменте, когда поддерживается безотрывное внимание к текущей реальности. Противоположностью памятования будет забывчивость. То есть памятование применительно к дыханию, например, подразумевает постоянное неколебимое внимание к процессу входов и выдохов. Памятование может использоваться для поддержания внимания (манасикара), но нигде в традиционных буддийских источниках памятование не приравнивается к такому вниманию.

Употреблял ли Будда термин манасикара в своих наставлениях о памятовании?

Я этого не встречал. Больше всего этот термин используется в руководствах по буддийской психологии, основанных на абхидхарме. В практических инструкциях Будды как по шаматхе (медитации успокоения), так и по випассане (медитации проникновения в суть) чаще всего фигурируют термины сати и сампаджанна. Сампаджанна обычно переводится с пали как «ясное понимание», но в этом типе осознавания всегда присутствует качество рефлексии: оно всегда сопряжено с наблюдением за состоянием своего тела или ума, иногда во взаимодействии с окружающей средой. По этой причине я предпочитаю переводить термин сампаджанна как «самонаблюдение», которое в данном случае сопряжено с различающим наблюдением не только за умом, но также и за физическими действиями и речевой активностью.

В чем заключаются ошибки взгляда на медитацию как всего-навсего на процесс удержания внимания?

Когда памятование приравнивается к внимательности, это может легко привести к неверному умозаключению о том, что развитие памятования никак не связано с этикой, или с усилением здоровых состояний ума и ослаблением нездоровых. Нет ничего дальше от истины. В палийской абхидхарме, где памятование считается положительным ментальным фактором, оно описывается не как внимательность, а как ментальный фактор, который четко разграничивает здоровые и нездоровые умственные состояния и поведение. Памятование как раз и используется для поддержания здоровых состояний и противодействия нездоровым.

Какова же в таком случае роль внимательности?

Развитие внимательности важно во многих отношениях, и объем исследований ее полезного влияния как на психологические, так и на физиологические расстройства быстро растет. Но приравнивать внимательность к памятованию неправильно, еще большая ошибка – думать, что в этом заключена вся випассана. Если бы это было так, то все учения Будды об этике, самадхи (чрезвычайно концентрированном внимании) и мудрости были бы не нужны. Очень часто люди, считающие, что медитация – это просто развитие внимательности/осознанности, отказываются от остальной части буддизма, считая ее пустым звоном или суевериями. Люди отказываются от сущностных учений вместо того, чтобы отказаться от собственных предубеждений.

Часто говорят, что внимание как таковое предотвращает возникновение нездоровых мыслей. Есть ли в текстах основания для такого утверждения?

Внимание как спокойное, незамутненное осознавание объекта медитации играет ключевую роль в практике шаматхи, которая уменьшает такие болезненные состояния ума как страстное желание, отвращение, тупость, возбуждение и сомнение. В буддийских текстах имеется много рассказов о людях, которые достигали глубоких, освобождающих прозрений посредством того, что можно было бы назвать внимательностью. Наиболее известен, пожалуй, случай странствующего аскета Бахии. Достигнув больших успехов в созерцании, он понял, что все еще не пришел к освобождению, и стал искать совета Будды, который сказал ему: «Если речь о видимом, пусть будет только видимое. Если о слышимом – только слышимое. Если об осязаемом – только осязаемое. Если о познаваемом – только познаваемое. Так тебе надлежит упражняться». И Бахия незамедлительно достиг освобождения.

Из этого мы можем легко заключить, что внимание – это единственное, что нужно для медитации проникновения в суть. Но мы должны помнить, что случай Бахии был исключительным. Он сумел достичь очень высокого уровня духовной зрелости еще до того, как встретил Будду, и это сущностное наставление было единственным, что ему требовалось для полного очищения ума от загрязнений. Остальным же может помочь богатое разнообразие буддийских теорий и практик. Внимательность может сыграть здесь важную роль и порой в самом деле предотвратить появление нездоровых мыслей. Однако если мы застрянем на одном лишь развитии внимательности, она может оказаться препятствием для возникновения и благих мыслей! Например, медитации для развития четырех безмерных добродетелей: любящей доброты, сострадания, сорадования и равностности, – все они практикуются с памятованием, а не с одной только внимательностью. Развитие внимательности – это не полная практика, она может быть полезна сама по себе, но при этом может накладывать большие ограничения.

Есть ли практический смысл в различных определениях памятования? Или это исключительно вопрос семантики?

Это куда больше чем просто семантика. Английский термин mindfulness, применяемый для обозначения памятования/внимательности/осознанности, в широком употреблении попросту означает способность удерживать внимание, отдавать отчет. Сати же имеет гораздо более широкую коннотацию, поэтому желающим практиковать буддийскую медитацию советуют как можно лучше разобраться с этим и другими связанными терминами на основании самых авторитетных источников, какие только доступны. Иначе буддийская медитация быстро деградирует в размытое «быть здесь и сейчас», где утеряны невероятная глубина и богатство буддийских медитативных традиций.

Может быть, следует выработать стандартное определение памятования?

Исходя из уважения к целостности традиции, было бы ошибкой причесывать все определения под одну гребенку. Важно чувствовать разницу между школами. Однако те общие моменты в определении памятования, в которых сходятся трактаты, приписываемые Будде, и важнейшие комментарии, следует признать буддистам всех школ.

В классическом труде V века «Путь очищения» Буддагосы – наиболее авторитетного автора комментариев в традиции Тхеравады – объяснение этой темы начинается с утверждения, что именно посредством памятования мы можем вспомнить вещи или события прошлого, что перекликается с определением термина, данным Буддой. Его характеристикой, пишет Буддхагхоша, является «отсутствие блуждания» в том смысле, что ум крепко привязан к выбранному объекту внимания. Его свойством служит «неупускание», что свидетельствует о том, что памятование дает нам возможность поддерживать внимание без забывчивости. Его проявлением будет «охрана объекта» или «нахождение с объектом лицом к лицу», подразумевающее, что «веревка памятования» крепко привязывает внимание к избранному объекту независимо от того, идет речь об относительно стабильном, одиночном объекте или о множестве взаимосвязанных событий. Его основой служит «усиленное наблюдение», предполагающее наличие различающего качества, которое является ключевым для серьезной практики сатипаттханы (четырех применений памятования): памятования о теле, чувствах, мыслях и других явлениях. Согласно комментарию Буддагосы, памятование можно уподобить свае, вкопанной в объект, и стражнику, стерегущему двери восприятия. Взяв за основу это классическое авторитетное мнение, мы легко можем понять, почему памятование играет такую важную роль в практике шаматхи и випассаны в частности и в духовной практике в целом. Традиционно шаматха рассматривается как основной метод для развития памятования, в то время как практика випассаны состоит в том, что человек применяет памятование и мудрость (панна) для работы с телом, умом, чувствами и другими явлениями.

В психологической роли того, что вспоминает, сати является обычной частью ума, используемой нами в повседневной жизни. Некоторые упражнения сатипаттханы – например размышления об анатомических частях тела – не могут быть выполнены с использованием одного лишь внимания (как, например, когда сатипаттхана используется в практике сканирования умом телесных ощущений). Во всех случаях памятование, культивируемое в духовной практике, применяется с опорой на различающую способность ума: с ее помощью явления нередко рассматриваются в контексте буддийских категорий – например пяти совокупностей. Это становится очевидным при обращении к основному учению Будды о сатипаттхане, где круг рассматриваемых вопросов был гораздо шире, чем просто «обнаженное внимание».

В чем заключается разница между просто памятованием и правильным памятованием? Существует ли такая вещь как неверное памятование?

Снайпер, скрывающийся в траве в ожидании момента, когда он выстрелит во врага, может спокойно осознавать все, что происходит в каждый момент. Но поскольку его намерением будет убийство, то он практикует неправильное памятование. В действительности он практикует удержание внимания как такового без этической составляющей. Правильное памятование, вообще говоря, должно быть интегрировано с сампаджанной – самонаблюдением, включающим ясное понимание. Только когда эти две составляющие работают вместе, правильное памятование может достичь своей цели. В частности, в практике четырех основ памятования правильное памятование должно возникать в контексте всех компонентов Благородного восьмеричного пути. Оно должно быть построено на правильном воззрении, опираться на правильное намерение, основываться на нравственности и взращиваться посредством применения правильного усердия. Без правильного воззрения или правильного намерения человек будет практиковать внимательность, не переходящую в правильное памятование. Поэтому внимательность как таковая никоим образом не охватывает полный объем випассаны, представляя собой лишь начальную фазу медитативного развития правильного памятования.

В некоторых кругах есть тенденция отдавать предпочтение практике випассаны перед практикой шаматхи. Как бы вы это прокомментировали?

Термин «шаматха», который переводят и как «спокойствие, безмятежность», и как «медитация успокоения ума», относится к широкому спектру практик, нацеленных на достижение «самадхи» ‒ чрезвычайно сфокусированного внимания, или однонаправленного сосредоточения. И памятование, и самонаблюдение являются составными частями всех видов практики шаматхи, и концентрированное внимание, которого человек достигает посредством такой практики, может быть применено к любому объекту: маленькому или большому, простому или сложному, относительно стабильному или изменяющемуся. Практикой шаматхи часто пренебрегают во многих современных буддийских школах и направлениях, в том числе в дзене, тхераваде и тибетском буддизме – в лучшем случае относя ее к второстепенным.

Традиция дзен с ее упором на «внезапное просветление» не выделяет шаматху в самостоятельную практику. Она скорее включена в практику дзадзен («простого сидения») и в размышления над коанами. Та же самая тенденция наметилась недавно в современной традиции Випассаны, которая перестала делать упор на шаматху. Но в традиционной литературе Тхеравады и махаяны практика шаматхи занимает центральную позицию в известной триаде из нравственности, равновесия ума (таково расширенное понимание самадхи) и мудрости.

Более того, совокупность буддийских практик, преподаваемых в категории самадхи, охватывает гораздо больше вещей, чем одно лишь развитие однонаправленного сосредоточения. Эти практики нацелены на достижение особых состояний ментального здоровья и равновесия, и все медитации «проникновения в суть» в оптимальном случае практикуются на их основе. Без памятования невозможно добиться равновесия ума; а без стабильности и яркости внимания, достигаемого практикой шаматхи, буддийские практики развития мудрости обречены оставаться неполноценными из-за возбужденности, притупленности и других препятствий. Нравственность и равновесие ума поддерживают друг друга так же, как шаматха с випассаной.

Памятование как практика обычно ассоциируется с традицией Тхеравады. Какую роль она играет в ваджраяне?

Памятование как способность удерживать постоянное внимание на избранном объекте необходимо во всех видах медитации. В многочисленных упражнениях по визуализации, входящих в практики ваджраяны, памятование дает возможность сохранять образ стабильным и ясным. Ваджраяна также включает медитации махамудры и дзогчена, и здесь опять же делается упор на стабильное, ясное, неотвлекающееся внимание – как и в дзене. Тем не мене, основой для этих практик развития мудрости будет укрепление равновесия ума, включающего спокойное, яркое внимание.

В подлинной практике махамудры практикующий, например, сперва упражняется в освоении фундаментальных учений о Четырех благородных истинах, что включает практику нравственности, равновесия ума и мудрости. Затем он вступает на путь учений махаяны, отдавая особое предпочтение тем, что ориентированы на идеал бодхисаттвы, а также содержащимся в праджняпарамите объяснениям о пустоте, зависимом возникновении и природе будды. На этой основе человека посвящают в буддизм ваджраяны с его уникальными практиками преобразования собственных тела, речи и ума в тело, ум и речь будды. На завершающем этапе практикующий упражняется в особых воззрении, медитации и поведении в соответствии с традицией махамудры. Медитация предполагает некоторое радикальное «не-делание», при котором практикующий находится в состоянии неструктурированного осознавания, освобождаясь от цепляния за все виды чувственных переживаний, воспоминаний и мыслей. В результате такой практики все события постепенно начинают становиться вспомогательными средствами на пути к духовному пробуждению, и, наконец, все явления предстают как чистые проявления изначального осознавания, или природы будды.

Первая фаза медитации в Дзогчене, известная как «прорыв», очень похожа на махамудру, и на первый взгляд обе традиции могут показаться идентичными практике внимательности, выполняемой в современной традиции Випассаны и в Дзене. Но, как мы заметили во время разговора о правильном памятовании, ключевую роль играет контекст практики, а методы, кажущиеся одинаковыми на поверхности, могут иметь глубокие базовые различия. К примеру, в Дзене монахи традиционно практикуют нравственность и годами изучают огромные трактаты своей традиции, прежде чем целиком посвятить себя медитации. То же самое часто происходит в Тхераваде и в тибетском буддизме. Каждая из этих традиций представляет практику медитации в контексте своего мировоззрения, глубоко пронизанного буддийскими прозрениями.

Не могли бы вы привести несколько отличительных характеристик мировоззрения Махаяны и Ваджраяны, из-за которых практика памятования в этих традициях отличается от практики памятования в Тхераваде?

Правильное памятование проявляется только в контексте правильного воззрения и правильного намерения, и в каждой из этих буддийских школ имеются свои, отличные от других, интерпретации этих двух элементов Благородного восьмеричного пути. В буддизме Тхеравады правильное воззрение в основном связано с тремя темами: непостоянством, страданием и отсутствием «я». Правильное намерение – это мотивация для практики, основанная на распознании природы и причин страдания и стремлении достичь необратимого освобождения ото всех омрачений ума, составляющих корень страдания. Некоторые современные учителя Випассаны редко подчеркивают значимость правильного воззрения или правильного намерения, и мне кажется сомнительным, чтобы практика осознанности/внимательности сама по себе [понимаемая исключительно как развитие внимания – прим. ред.] могла привести к каким-либо «надмирским» реализациям. Опять же, если бы памятования/осознанность в том виде, в каком его часто понимают сегодня, была единственной практикой, необходимой для достижения просветления, наличие всех остальных учений Будды было бы бессмысленным.

В буддизме Махаяны правильное памятование практикуется вместе с воззрением о пустоте, зависимом возникновении, природе будды и с намерением достичь совершенного просветления ради блага всех живых существ. Говорится, что без такого воззрения и мотивации практика памятования и всех близких форм медитации не приведет к состоянию будды. В традиции ваджраяны правильное воззрение включает «чистое видение» – восприятие всех феноменов как проявлений изначального осознавания, а правильное намерение понимается как альтруистическая мотивация достичь состояния совершенного просветления как можно быстрее ради блага всех существ. Это та же мотивация, что и в практике Махаяны, но с бОльшим пониманием срочности.

В каждом из этих случаев памятование/осознанность принимает разную форму. Свои особенности проявляются в нём и когда оно практикуется с материалистическим мировоззрением и мирской мотивацией – т.е. просто для снятия стресса и переживания большего счастья в этой отдельно взятой жизни. Если мы станем развивать внимание как таковое в контексте современного материалистического мировоззрения, нет оснований утверждать, что процесс принесет тот же результат, что и развитие внимания в контексте буддизма Тхеравады, махаяны или ваджраяны.

За прошедшее столетие буддизм подвергся чему-то вроде протестантской Реформации: уменьшается число монахов, но растет популярность медитации среди буддистов-мирян. Замечательно, что так много людей в наше время включают буддийскую медитацию в свою повседневную жизнь. Но нельзя недооценивать и значимость многих лет, посвящаемых изучению и практике медитации, когда это занятие становится профессией. В конце концов мы ведь не доверили бы свои зубы тому, кто просто посетил несколько семинаров по зубоврачебному делу и практикует около часа в день. Так разве не следует проявлять еще больше осторожности, доверяя свои умы инструкторам по медитации, не имеющим многолетней профессиональной подготовки в теории и практике медитации?

Все зависит от нашего воззрения и намерения в отношении медитации. Если мы стремимся всего лишь к медитативной терапии, позволяющей снять стресс, проработать личные психологических проблемы и достичь в жизни большей уравновешенности, то, возможно,  в высококвалифицированных учителях медитации и нет нужды. Но когда мы ставим цель более высокую – освобождение из круговорота бытия и достижение совершенного просветления, нужно полагаться на тех, кто много лет профессионально занимался теорией и практикой медитации. Монашество традиционно играло ключевую роль в этом вопросе, и, я надеюсь, так будет продолжаться в будущем. Но для того чтобы так происходило, необходимо, чтобы монахов поддерживали буддисты-миряне, как это было в прошлом.

Наверное, западные сообщества с буддистами на полставки едва ли способны произвести на свет просветленных учителей?

Если бы у нас были только ученые на полставки, то ни одна наука не выросла бы до своего нынешнего уровня. Аналогично, если бы все наши врачи и психотерапевты были бы только врачами и психотерапевтами на полставки, то наша система здравоохранения, сохранения телесного и умственного здоровья, находилась бы в гораздо худшем положении. Говоря шире, представьте мир, где все слесари, электрики, фермеры и учителя работают на полставки. Если бы все основные специальности были отданы в руки любителей, современная цивилизация была бы неизмеримо беднее.

Путь к духовному пробуждению – наиболее сложный из всех человеческих устремлений; он подразумевает глубочайшую трансформацию человеческого существа из заблуждающегося и несчастного создания в просветленного мудреца. Если мы хотим  в современном обществе производить просветленных учителей, то личностям, которые от всего сердца желают посвятить себя этому пути, независимо от того, хотят они стать монахами или нет, надлежит оказывать всевозможную поддержку. Это будет нашим величайшим подарком последующим поколениям.


Перевод с английского – Анна Лисковец для фонда «Сохраним Тибет».

Источник: A Mindful Balance | Inteview with Alan Wallace